Ладонь, расписанная хной

Есть ли вообще смысл спрашивать у родителей разрешения? Нет, мама, конечно, будет очень горда, и папины глаза тоже заблестят, но мои родители — индийцы до глубины души. Они даже подумают над моим вопросом целую минуту, пока не вернется призрак вечного статуса старой девы, чтобы снова отравить наши жизни.

Хорошо, я никому ничего не скажу. Я позволю себе насладиться своей чудесной мечтой один на один. Только мечта и я.

Неужели уже вечер? Я не понимаю, который сейчас час и где я нахожусь, двигаясь с людским потоком к станции «Черчгейт». Люди возвращаются домой, сигаретный дым смешивается с ароматами духов и пряностей. Вечерние огни мерцают под бледнеющим небом, укрывающим уставших пассажиров. Но я ничего этого не вижу, потому что гуглю нью-йоркские квартире в телефоне. Вот какая большая, и ее окна выходят на реку Гудзон! Какой потрясающий вид! Интересно, как наступает вечер в «Большом яблоке»? Окрашивает ли закат небо теплым лиловым сиянием, как в Бомбее, или сумерки падают сразу большим темным покрывалом?

Когда я выхожу из многолюдной, под крытой жестью крышей станции в Хане, не понимая, как успела до нее добраться, небеса разражаются громом.

Дождь! Наконец-то! Настоящий ливень. Тяжелые злые капли были встречены радостными криками, и в городе начался радостный переполох. Все вздохнули с облегчением после изнуряющего летнего зноя. Метеорологи ждали ливня только через две недели, поэтому на улице ни у кого не было зонтов: ни у наряженных в сари тетушек, вышедших за покупками, ни у престарелых джентльменов, отправившихся на прогулку, ни у офисных сидельцев, бегущих с компьютерами в сумках через плечо.

Вот мечтает человек в глубине души о чем-то очень для него важном, о волшебном шансе или о настоящей любви. Почему же, когда эта мечта сбывается, внезапно и полностью, он оказывается к этому совершенно не готов?

Чем пахнет в Нью-Йорке? Тем же, чем и в Бомбее? Влажным бетоном и дизелем? Там бывают такие ливни? Там так же шумно? А как выглядит свет уличных фонарей в тумане? Также волшебно?

Моя маленькая улочка, залитая битумом, теперь вся покрыта лужами. Огромные манговые деревья качаются от ветра будто пьяные. Моим преданным поклонникам, бродячим собакам, терпеливо дожидающимся остатков моего обеда, тоже трудно устоять на лапах. Они с радостью принимают всё: картофельные чипсы, манго, ямболан, овощи, сэндвичи с сыром, зеленые гуавы. Один щенок даже любит свежее манго с чили, хотя отказывается, стоит добавить любую другую специю. Они сопровождают меня до дома, как эскорт из четвероногих охранников, но сегодня мне нечем их угостить. Из-за нью-йоркской лихорадки я просто забыла купить себе поесть.

Я успеваю промокнуть до нитки за те несколько минут, пока иду от станции. А в Нью-Йорке бывают такие ливни, похожие на водопады? Как удержаться и не протянуть руки к небу, распахнувшемуся навстречу тебе? Вот я взлетаю, все выше и выше! Ничто не отнимет у меня этого восхитительного чувства полета. Ничто на свете.

«Я буду рядом с тобой, когда пойдет дождь…»

Песенка из заставки «Друзей» крутится у меня в голове на повторе.

— Гита! Смотри, смотри! Твоя дочь сошла с ума прямо на улице!

И я с треском опускаюсь на землю.

Миссис Айер, наша соседка, хрипло хихикая, глядит на меня с ярко освещенного балкона на втором этаже. Она — наш филиал Всеиндийского радио. Бегающие глазки за коричневыми очками, серьга в носу и жасминовая гирлянда гаджра в маслянистых волосах, заплетенных в косы. Стоит произойти чему-то хоть чуть-чуть незаурядному, как миссис Айер превращается в папарацци, гоняющегося за сенсацией. Причем из всех видов связи предпочитает громкий крик, чтобы оповестить сразу половину улицы.

— Зоя! — раздается мамин крик с нашего балкона. — Немедленно поднимайся домой!

Взмахом она велит мне войти с черного хода.

— Чем это ты там занималась? — набрасывается она на меня, как только я переступаю порог. — Ты так пневмонию подхватишь! Что на это люди скажут?

Да что с ней такое? Почему она так нервничает? Я никогда ее такой не видела.

— Ну, они скажут, что у меня пневмония, и что? Что тут такого? Там всего лишь идет дождь… — нараспев отвечаю я.

— Тише! А то Шармы услышат. Они уже здесь, в гостиной. — И она начинает вытирать меня полотенцами.

— Кто?

— Давай быстро переодевайся. Я положила платье тебе на кровать. — И она торопливо толкает меня из коридора в комнату. — И, пожалуйста, приведи голову в порядок, чтобы не выглядеть перед ними загадкой джунглей.

Она уходит, тихо бормоча поднос: «Если все пройдет хорошо, то я пожертвую тысячу рупий храму Сидхи-минаяк».

«Я буду с тобой, как был рядом всегда…»

Из гостиной доносятся голоса, и их слишком много для обычного буднего вечера.

Самосы!