Читаем Ладонь, расписанная хной полностью

Разговор становится похож на сказочную игру в пинг-понг, где в роли мячика — я. У меня нет права выбора. Как отказаться от участия в этой игре, если старшие — наши путеводные звезды? А путеводная звезда никогда не заманит путника в трясину. Неповиновение приравняют к богохульству, а мой протест сделает меня и семью вечной притчей во языцех. Всеиндийское радио, миссис Айер, раструбит эту новость по всему миру, а потом она будет записана в моем некрологе, даже если я выйду замуж за действующего премьер-министра, сына Ганди, он же красавчик, и положу начало новой политической династии.

Наконец мои влажные кудри усмирены, по крайней мере на макушке, что уже само по себе чудо. Может быть, сегодня — день чудес? Ливень и… Во всяком случае, кажется, в храме Шивы на соседней улице именно так и решили, судя по тому, как они лупят по колоколам.

Кудрявая макушка укрощена заколкой с бисером, ну а что до остального — увы, ничего не поделаешь.

Что случилось с моим платьем? Я пытаюсь почесать спину, но мне до нее не дотянуться. Нет, нет, я не поправилась. Весы не лгут, об этом все говорят. На этот раз они даже сделали мне комплимент. Относительный. Подумаешь, плюс-минус пара килограммов.

— О, я немного ушила твою тунику. Ну, знаешь, чтобы сидела по фигуре.

Мама выглядит смущенной, но Шейлу Бу такими пустяками не проймешь. Ох уж эта их дружба! Шейла Бу сияет, как галогеновая лампочка, крайне довольная собой и своими дизайнерскими идеями. Ну всё, теперь мне не раздеться без ножниц. Или стамески, потому что платье настолько тесное, что я чувствую себя бревном.

Мне удается совершить нечто невозможное с точки зрения науки: я не дышу целых пять минут, пока мама с тетушкой Бу что-то тянут, выщипывают, взбивают и поправляют, возвращая мне привлекательность. Когда они уходят к гостям, я понимаю, что мои волосы намочили на спине тунику, настолько тесную, что я выпираю из нее отовсюду. Интересно, как облегающая туника поможет мне стать хорошей кандидаткой в невесты? Ладно бы будущий муж присматривал себе жену, тогда буйство в декольте могло бы стать плюсом. Но свекры, которые выбирают достойную невестку, пожалуй, сочтут это распущенностью.

И чья это была идея: поставить узкое ростовое зеркало, которое отрезает мне бока? В нем я напоминаю себе бесформенный розовый куль. У меня болит голова, меня тошнит, мне тесно, все тело чешется, и капает с волос.

Хуже не бывает.

ГЛАВА 5

НЕУДАЧНЫЙ ПРОСМОТР/ОЧЕНЬ ПЛОХОЙ ИНДИЙСКИЙ ФИЛЬМ

— Как дела, Толстуха?

О, снова эта идиотская кличка! Но когда вы стоите перед целым вражеским батальоном, то нечто знакомое, как бы оно ни бесило, вызовет у вас ощущение тепла и безопасности. Хотя бы ненадолго.

Каран, мой кузен, парень, который ведет кулинарный блог и по совместительству незлобный брат злобной Тани, медленно просачивается в двери моей комнаты. Сначала голова с длинными нечесаными волосами, потом длинная тощая шея, которой гордился бы и жираф. За минуту до его появления мама с тетушкой Бу бросились в гостиную, чтобы решить экстренные вопросы, связанные с самосами, на ходу бормоча что-то о жадности. Судя по всему, жадные Шармы уже приговорили первое большое блюдо с двадцатью самосами с паниром.

Справка по родне из Пенджаба-101: кузины/кузены (хорошие) = родня/друзья, с которыми вас связывают кровные узы и глубокое понимание мук, причиняемых вам некоторыми членами вашего общего семейства. Кузины/кузены могут возникнуть на вашей кухне в любое время, особенно если у вас на столе появляется еда, качественно превосходящая диетическую обезжиренную гадость, которую принято есть в их домах.

Близкое соседство дома, в котором Каран живет с родителями и сестрой, открывает парню легкий доступ к жирным блюдам моей матери. У него даже есть ключ от нашей квартиры, который ему дала мама, потому что он — второй ребенок в семье. Собственного второго ребенка мама сама когда-то решила не заводить.

Я должна с ним поделиться. Просто должна, иначе у меня пойдет носом кровь прямо перед Шармами. Кстати, а это идея! Повод достойно уйти с передовой.

Все, я больше не могу.

— Каран, слушай, слушай! — наклоняюсь я к нему.

Он влетает в мою комнату, начинает по ней носиться, открывать и закрывать ящики, включать и выключать вентилятор. Причем делает это все одновременно.

— Каран! — С тем же успехом я могла бы попытаться привлечь внимание годовалого малыша. — Каран, посмотри на меня! Я сейчас кое-что тебе расскажу, иначе взорвусь!

Я быстро выглядываю в коридор, чтобы убедиться, что поблизости нет Шейлы Бу. Тетушка с мамой как раз бредут от кухни к гостиной, каждая с тарелкой самос в руках. Когда они закрывают за собой двери, я свистящим шепотом выпаливаю:

— Мой босс хочет отправить меня в Америку!

Кузен резко останавливается и потрясенно таращится на меня с открытым ртом, в котором угадывается непрожеванный панир. Разумеется, войдя в наш дом, Каран отправился прямиком на кухню. Но как он посмел есть в одиночку и не принести мне ни кусочка!

Перейти на страницу:

Все книги серии Уик-энд

Ладонь, расписанная хной
Ладонь, расписанная хной

Семейство симпатичной пухленькой Зои, жительницы индийского мегаполиса, уверено: ей срочно нужно выйти замуж. И хоть сама девушка мечтает о профессиональном росте, она должна считаться с мнением старших. К тому же на церемонии росписи ладоней перед свадьбой кузины Зое достается хна невесты, а это верная примета грядущего замужества. И точно, благодаря стараниям тетушки вскоре находится достойный жених, и родственники вовсю форсируют подготовку к бракосочетанию…Но как же многообещающая карьера? Неужели придется поставить крест на стажировке в Нью-Йорке? К тому же прежде недоступный босс вдруг начинает поглядывать на Зою своими янтарными глазами и слать волнующие эсэмэски. Жизнь становится все интересней, вот только навязанный родней «суженый» превращается в серьезную помеху на пути к счастью.

Аниша Бхатиа

Современная русская и зарубежная проза
Эротические истории пенджабских вдов
Эротические истории пенджабских вдов

Никки, молодая дочь индийских иммигрантов, живет в космополитичном Лондоне и работает в пабе. Большую часть своей жизни она провела вдали от традиционной пенджабской общины, которой принадлежит по рождению, предпочитая считать себя свободной англичанкой. После внезапной смерти отца девушка начинает преподавать «творческое письмо» в общественном центре при самом известном сикхском храме Лондона. И тут оказывается, что ее немолодые вдовы-ученицы, во-первых, почти неграмотны, а во-вторых, предпочитают сочинять истории исключительно эротического толка. Запретная для женщин тема сплачивает маленький кружок настолько, что, когда Никки угрожает опасность, вдовы бросаются на помощь юной учительнице…

Бали Каур Джасвал

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Современная проза / Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее