Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

Помимо политиков, Лагарпа обступали со всех сторон педагоги (такие как Фелисите де Жанлис), разного рода писатели и писательницы, желая передать свои произведения и мысли Александру I. При этом император получил возможность убедиться, как неутомимая, быстрая и точная деятельность Лагарпа по разбору и принятию различных обращений на Высочайшее имя в высшей степени соответствовала культивируемому среди парижской публики образу Александра I как Государя столь же либерального, сколь и доступного. Как объяснял Лагарп своему другу Паулю Устери: «Императора Александра засыпали просьбами всякого рода, а поскольку не было у него здесь министров, кроме канцелярии иностранных дел и военной канцелярии, было бы ему физически невозможно все эти документы просмотреть. Он попросил меня прийти на помощь его чиновникам, и я не мог отказаться»[378].

Честь быть своего рода неформальным секретарем Александра I в Париже, с полномочиями рекомендовать или нет тому определенных персон, «апостилировать» просьбы с проектом ответа на каждую – все это имело и обратную сторону, а именно огромную занятость. И она лишь увеличилась с еще одной ролью, которую Лагарп на себя принял: стать в Париже гидом для двух младших братьев царя, великих князей Николая и Михаила Павловичей. «Господин Лагарп принесет им большую пользу своими знакомствами со всеми достойными образованными людьми», – писал Александр I матери, императрице Марии Федоровне из Парижа 3/15 апреля. За время пребывания в Париже великие князья Николай и Михаил Павловичи посетили многие военные и учебные заведения, в том числе Политехническую школу, Дом инвалидов и др.[379]

Таким образом, день Лагарпа в Париже начинался с того, что он два часа проводил в канцелярии графа Карла Васильевича Нессельроде, где с помощью секретарей разбирал бумаги и выслушивал просителей (при этом получая от них зачастую вместо благодарности лишь упреки в излишней строгости[380]). Затем он ехал или к царю, или к его младшим братьям, которых возил по городу, показывая достопримечательности. Частенько он обедал и ужинал с ними или с императором, но даже если он оказывался в часы обеда дома, то за его столом, кроме супруги, часто присутствовали русские, которых он принимал как гостей. Одним словом, для себя самого у него не было ни одной свободной минуты: по словам швейцарца, за несколько недель ему пришлось разобрать более 8 тысяч записок и прошений и выслушать 3 тысячи посетителей. «Если так будет продолжаться дальше, – признавался он в письме к Устери в мае 1814 года, – то я не выдержу».

Поглощенный своей работой для Александра I, Лагарп, как ни странно, очень мало времени мог уделить собственно швейцарским делам, в решении которых он надеялся на заступничество царя. Многие швейцарцы адресовали Лагарпу просьбы, но, кажется, не отдавали себе отчета, насколько Лагарп в Париже не имел времени даже для чтения и сам нуждался в поддержке и помощи. Но ведь так можно было совсем упустить защиту новых кантонов от посягательств старых! Даже Анри Моно считал впоследствии, что, имея такое количество утомительной канцелярской работы, Лагарп «отчасти потерял из виду интересы родины, что стало для нас большим несчастьем»[381].

Не кажется ли верным утверждение, что Нессельроде и другие члены свиты императора, ревниво смотревшие на то либеральное влияние, которое Лагарп оказывал на царя и которое вовсе не соответствовало их собственным взглядам, нашли самый верный способ нейтрализовать его, загрузив работой выше головы? Именно это предположил живший в Париже близкий друг царского наставника и бывший министр Гельветической республики Ф.А. Штапфер: согласно нему, когда Лагарп отвернулся от важных дел, погрузившись в разбор мелочных прошений к царю, «у Нессельроде и проч. освободились руки»[382].

И тем не менее пребывание Лагарпа и Александра I в Париже несомненно представляло собой кульминационный пункт в их отношениях. В общем-то, Лагарп был не единственным из бывших деятелей Гельветической республики, удалившихся от дел (как Штапфер, Устери и др.), которые теперь, в критический момент возвращались в большую политику. Но его привилегированное положение по отношению к российскому императору, пользовавшемуся тогда огромной популярностью и авторитетом, резко выделяло Лагарпа среди остальных. К тому же бывший царский наставник имел огромное счастье находить в победителе Наполеона полную общность взглядов. Он не мог нахвалиться своим друзьям, каким «образцовым учеником» предстал перед ним в Париже Александр I. «Он ведет себя таким образом, с которым ничто не может сравниться: никогда еще триумф не был столь заслуженным, столь справедливым и столь прекрасным»; более того, сама лесть, которую постоянно расточают вокруг «идола французов», не может его соблазнить[383].