Со своей же стороны, Александр (по тонкому замечанию Анри Моно) «привязался к Лагарпу тем больше, что, сохранив к нему живую признательность за прошлое, он нашел у него теперь сходные со своими чувства по отношению к Бонапарту, сходную любовь к Франции, познаниями о которой Лагарп охотно делился, сходный энтузиазм в желании общего блага и даровании свободы как средства защитить это благо»[384]. Адъютант императора А.И. Михайловский-Данилевский особо обращал внимание на то, насколько неформальным, далеким от всякого этикета и близким по духу было общение Александра I с Лагарпом в Париже. «Они часто обедают двое вместе, и тут уже никого более не бывает. Несколько раз, когда его приглашали к столу, Государь меня посылал к нему поутру сказать, что Его Величество желает непременно, чтобы он был в сапогах. Это ничтожное обстоятельство доказывает, что они обращаются совершенно по-дружески»[385].
Апогеем такой личной близости царя и его наставника стал импровизированный визит Александра I в имение Плесси-Пике, куда император 13 мая захватил всех своих братьев (то есть не только младших, но и Константина Павловича, давнего и непослушного ученика Лагарпа, питавшего к нему тем не менее самые теплые чувства). «Вчера был день, о котором я и не мог мечтать. Александр и три его брата сидели у меня в Плесси-Пике за столом, в семейном кругу, и я имел неизъяснимое счастье привести Александра в мой кабинет, сесть напротив него, когда он сидел на моем стуле – том самом, за которым я написал ему столько пламенных писем, изливая в них мою душу. Дорогой друг, это был сон!» – восклицал Лагарп[386].
Однако идиллия в отношениях Лагарпа и Александра прервалась с отъездом царя из Парижа в начале июня 1814 года. Александр I должен был отбыть в Англию, и Лагарп даже передал ему «рекомендательное письмо» к лорду Томасу Эрскину (с которым прежде вел долгие разговоры о личности царя), чем Александр не преминул воспользоваться. Но царь не предупредил Лагарпа о своем отъезде заранее (возможно, причиной этого являлись щекотливые отношения Александра I с новым королем Франции Людовиком XVIII, от которого царь ждал подписания конституционной Хартии, но не хотел, чтобы это выглядело как его давление, а потому поспешил покинуть Париж). Вследствие этого прощание ученика и учителя 1 июня оказалось внезапным, а ведь между ними еще оставалось много недосказанных тем, в том числе касающихся судьбы Швейцарии.
Месяц спустя Лагарпу удалось «перехватить» Александра, направлявшегося на Венский конгресс, во дворце Брухзаль на территории Бадена. Швейцарец провел там подле царя несколько дней во второй декаде июля 1814 года. Александр I поделился с ним впечатлениями от Англии, поразившей его своим процветающим состоянием, а также от визита в Голландию, где императору очень понравилась разумная организация управления и мудрое поведение суверенного князя объединенных Нидерландов Виллема ван Оранье-Нассау, за сына которого в 1816 году выйдет замуж младшая сестра Александра I, великая княжна Анна Павловна. Впрочем, этот брак тогда еще не был решен, и формальным поводом приезда Лагарпа в Брухзаль явилось как раз поручение предложить российскому императору другой брачный проект, инициированный французским двором – связать семейными узами Анну Павловну и племянника Людовика XVIII, Шарля Фердинанда д’Артуа герцога Беррийского, с целью укрепить российско-французские отношения.
Надо заметить, что Брухзальский дворец в те дни представлял собой средоточие разного рода идей, проектов и переговоров вокруг Александра I, которому спешили выказать свое рвение различные политические деятели Европы. Лагарп особенно выделялся на этом фоне. Фрейлина императрицы Елизаветы Алексеевны Роксана Скарлатовна Стурдза вспоминала потом: «Между царедворцами, дипломатами, князьями и любопытствующими лицами, теснившимися в залах Брухзальского замка, я заметила Лагарпа. Он наслаждался славою Александра как плодом трудов своих. Мещанская простота в обращении не соответствовала его Андреевской ленте. Чистотою своих побуждений он обезоруживал ненависть и зависть, и самые сильные против него предубеждения незаметно пропадали в беседе с ним»[387].
Конечно, пестрая толпа, постоянно окружавшая российского императора в Брухзале, не способствовала здесь его доверительным разговорам с Лагарпом, но тем не менее внешняя гармония между учителем и учеником еще сохранялась некоторое время. Однако очень скоро ей предстояло пережить серьезные испытания на приближающемся Венском конгрессе.
Венский конгресс и Швейцарский вопрос