Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

Если во время совместного пребывания Александра I и Лагарпа в Париже швейцарские дела в их общении временно отошли на второй план, то сразу же после отъезда императора Лагарп вспомнил о них. С июня 1814 года начался новый этап его переписки с Александром по Швейцарскому вопросу. Царский наставник выказывал неудовольствие ходом подготовки нового федеративного договора, утверждал ошибочность немедленной отмены Посреднического акта (который лучше было бы сохранить и менять постепенно), возмущался нежеланию союзников публично осудить реставрацию в Берне и ограничить его амбиции, подчеркивал слабость швейцарского сейма, отражавшего, по его мнению, не интересы народа, а позицию аристократии, и предлагал собрать новый «подлинно народный» сейм. Среди важных вопросов, представленных Лагарпом Александру, была идея соединения территории Женевы с остальной Швейцарией, что облегчило бы ее вступление в Конфедерацию (к чему тогда уже склонилась сама Женевская республика); также он поддержал мысль включить в члены Конфедерации граничившее с ней владение прусского дома Нёвшатель (в качестве княжества-кантона). Видя затяжку в решении всех этих проблем, передаваемых на усмотрение Венского конгресса, Лагарп негодовал, не ожидая от конгресса ничего хорошего, поскольку на нем будет довлеть позиция Австрии, противоположная той линии, которую он отстаивал.

Проект пакта Конфедерации 22 кантонов[388] после нескольких попыток был одобрен сеймом в окончательном виде 9 сентября 1814 года. Главным его недостатком в сравнении с Посредническим актом было отсутствие единых конституционных гарантий прав населения. Таковые гарантии целиком передавались на усмотрение кантонов, в устройстве которых не наблюдалось никакого единообразия – от реставрации «аристократических режимов» в Берне, Фрибуре, Золотурне, Люцерне до вполне демократически по меркам того времени устроенных республик с цензовым народным представительством в Женеве, Тессине, Ааргау и Во, а также множество промежуточных форм, где выборное представительство сопрягалось с антидемократическими элементами (например, в Санкт-Галлене). При этом сохранялась чрезвычайная слабость центральных органов власти[389]. «Федеративный договор есть произведение позорное, заключающее в себе все предпосылки для гражданской войны», – так категорически оценил его Лагарп, но нельзя не признать его правоты в ближайшей исторической перспективе, ибо нерешенные в пакте противоречия политической системы Швейцарии действительно заложили причины будущих революционных событий 1830-го и 1847–1848 годов.

Между тем Александр I летом 1814 года уже не так живо реагировал на предлагаемые своим наставником меры, что вызывало все возрастающую в письмах резкость тона последнего. Здесь Лагарп допустил серьезную ошибку – в мае, в письме к своему знакомому из противоположного лагеря, бернскому дипломату Б.Л. фон Муральту, он слишком открыто подчеркнул личную близость к императору и свое определяющее влияние на решение Швейцарского вопроса. «Случаю угодно было сделать так, что одного швейцарца почтил доверием Государь, которому уготовано, судя по всему, оказать огромное влияние на судьбы Швейцарии. <…> По воле еще одного случая оказалось, что эти двое только того желают, к чему каждый добрый швейцарец должен стремиться всем сердцем. Казалось бы, люди благомыслящие должны столь редкостным стечением обстоятельств воспользоваться»[390]. В конце июля подлинник этого письма, в котором Лагарп дальше говорил, что никогда не согласится на удовлетворение требований бернских патрициев, был передан бернцами королю Пруссии Фридриху Вильгельму III, а тот, по-видимому, показал его российскому императору. Александр I же никогда в своей жизни не прощал близким ему людям того, что называлось «злоупотреблением доверия» – впрочем, только ли это письмо повлияло на его отношение, сказать трудно.

Так или иначе, но позиции Лагарпа в Швейцарском вопросе перед Венским конгрессом значительно ослабли. Он был настроен на победу одной из партий (напоминая Александру, что тот сам желал «даровать Швейцарии благополучие, проистекающее из устройства либерального»), император же теперь искал компромисса. Царь был вынужден сопрягать в этом вопросе свои либеральные устремления с принципами «реальной политики» и баланса сил в Европе, а последние диктовали ровно противоположное тому, к чему стремился Лагарп.