Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

И Александр I, и Лагарп реагировали на это противостояние, но совершенно по-разному. Лагарп активно участвовал в выстраивании либеральной политики в Швейцарии (в особенности в своем кантоне Во), Александр же предложил систему Священного союза в общемировом масштабе. Политические противоречия между Лагарпом и Александром I выявились сразу, уже в вопросе об отношении к вернувшемуся к власти Наполеону. Российский император был настроен на бескомпромиссную борьбу с тем, кого он называл восставшим «гением зла», тогда как швейцарец призывал не забывать при этом о «правах народов». Лагарп подробно доказывал, что к ним принадлежит и право французов признать своим правителем Наполеона вместо лишенного всякой народной поддержки Людовика XVIII. И если война, которую вели союзники в 1814 году, была войной против Наполеона, но за французский народ, права которого тот узурпировал, то теперь, когда вся Франция добровольно и единодушно приняла Наполеона как своего конституционного главу (а Лагарп всячески подчеркивал преимущества новой французской конституции – Дополнительного акта Наполеона от 22 апреля 1815 года – в сравнении с прежними), союзникам придется вести войну с французским народом. А такая война не может быть легкой и потребует серьезных жертв, которых можно было бы избежать, если согласиться, что французы вправе самостоятельно решать свою политическую судьбу[398].

То, что Лагарп пытался изменить мнение Александра I о предстоящей войне, настаивая, что та ни в коей мере не в интересах России, и даже смог заронить в нем сомнения, не укрылось от взглядов людей, близких к императору. Так, фрейлина Р.С. Стурдза писала: «С необычайной быстротой, одним появлением своим Наполеон уничтожил владычество Бурбонов, и в этом слишком ясно выразилось настроение Франции. До сих пор Государь сомневался в таком обороте народного мнения французского; теперь оно обнаружилось непререкаемо. Государь тщательно и ото всех скрывал жестокую внутреннюю борьбу, в нем происходившую. По внушению либералов Лагарп поспешил воспользоваться влиянием, которое он всегда имел над совестью своего воспитанника. Он ему представил, что тот не вправе насиловать народ, заставляя его отказаться от Государя, который ему по душе, и подчиниться такому, который сделался ему чужд или даже ненавистен, и что такое неправое дело не будет иметь успеха. Александр поколебался, но не убедился»[399].

Однако за общим вопросом о новой войне шел следом и частный – в нее должна была, согласно данным 20 мая 1815 года обязательствам, вступить Швейцария. Лагарп резко возражал против присоединения Швейцарии к блоку стран, воюющих с Францией. Он боялся не только нового прохода через Швейцарию австрийских войск и повторения событий декабря 1813 года, но и развязывания в этих условиях гражданской войны между кантонами (в чьих отношениях и после Венского конгресса оставались противоречия). Несмотря на то, что Лагарп, покинув Вену, прибыл в Цюрих всего на день позже, когда конвенция 20 мая уже была одобрена, он немедленно развернул там агитацию против участия Швейцарии в активных боевых действиях, убеждая, «что не хочет никто, чтобы компрометировала она себя в глазах французского правительства, которое обещало в швейцарцах видеть народ дружественный, а всякой наступательной мерой воспользовалось бы для возбуждения беспорядков и переноса театра военных действий в Швейцарию». Надо сказать, что такое поведение Лагарпа очень не понравилось посланникам союзных держав при сейме, которые увидели в этом едва ли не пособничество Бонапарту.

И даже сам Александр I счел необходимым лично выразить свое несогласие с учителем, отвечая на его письма своим от 29 мая / 10 июня 1815 года из Гейдельберга. Он здесь же приложил меморию, составленную по его просьбе Каподистрией, которая отвечала на все упреки Лагарпа, относившиеся и к прошлым решениям, принятым на Венском конгрессе, и к новым, связанным с текущей войной. Каподистрия последовательно отстаивал систему мер, принятых по отношению к Швейцарии на конгрессе (и по сути, компромиссных между интересами старых и новых кантонов). В конце следовал однозначный вывод – соблюдение этих мер, включая и гарантии дальнейшего нейтралитета Швейцарии, возможно только в случае победы над Наполеоном[400].

Получив из рук императора это послание, Лагарп счел за лучшее умолкнуть на какое-то время (в его переписке с Александром I наступил перерыв на целых три месяца, до сентября 1815 года). Впрочем, эти месяцы, проведенные Лагарпом в Швейцарии, лишь добавили ему беспокойства.