Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

В итоге, благодаря вмешательству члена правительства Нёвшателя, престарелый Женгене (который всего лишь через год скончался) был освобожден из-под стражи и смог вернуться в Париж и даже председательствовать на ближайшем заседании Французского института. Что же касается Лагарпа, то в период разбирательства данного дела тот ощутил существенную поддержку со стороны водуазской политической элиты, и это определило, наконец, его решение вернуться в родной кантон. Встреченный в Лозанне с большой теплотой, он теперь намеревался остаться там жить навсегда. «Наша политическая организация, мне кажется, действительно приобрела ту степень твердости и постоянства, которую я ожидал, – писал Лагарп Устери. – Даже те, кто ею недовольны, спешат признать, что работать против нее бесполезно»[406].

В то время как Лагарп уклонялся от политических неприятностей и вновь обретал родину, Александр I переживал испытания совсем иного рода. Еще с Отечественной войны 1812 года в российском императоре крепло религиозное чувство, но особенно богатую пищу ему дали последние события – неожиданное возвращение «гения зла», а затем столь же внезапное и скорое его сокрушение (в битве при Ватерлоо, 18 июня 1815 года, исход которой, катастрофический для Наполеона, был – говоря словами Лагарпа – «в ту пору совсем невероятен»).

В июне 1815 года Александр I жил в Гейдельберге, куда переехала штаб-квартира союзников. 10 июля он вернулся в повторно занятый союзниками Париж, где оставался до конца сентября. Все эти недели с ним рядом находилась баронесса Варвара Юлия фон Крюденер, взявшая на себя задачу руководить духовной жизнью императора, вести его к «просветлению». Основываясь на цитатах из Священного Писания, прилагаемых к современным событиям, она внушала Александру комплекс милленаристских идей – учение о «новом христианстве» последних времен, которое царь должен нести миру, будучи одним из «избранных», тех, кто призван заключить с Богом «новый христианский союз (завет)»[407]. Сокрушив видимую, материальную силу Наполеона, Александр I хотел, чтобы союзники заявили о «духовной» победе, дарованной им Богом, и именно это духовное торжество – сильнее любых дипломатических договоренностей – и должно было стать основой нового миропорядка, гарантией поддержания устойчивого мира в Европе. Об этом Александр I говорил летом 1815 года в Париже (согласно источнику, близкому к баронессе Крюденер): «Я хочу посредством публичного акта воздать приношение Богу Отцу, Сыну и Святому Духу, которое я обязан Ему принести за Его защиту, и пригласить народы склониться в послушании Евангелию…»[408]

Эту цель и преследовало подписание монархами России, Пруссии и Австрии Акта о Священном союзе, инициатором чего целиком и полностью выступил Александр I. В основе союза лежала религиозная идея «христианского братства» – главного залога для мира и спокойствия в Европе. Ее народы, находящиеся под управлением своих монархов «как отцов семейств», призывались к объединению в единый «народ христианский», коего «Самодержец не иной подлинно есть, как Тот, Кому собственно принадлежит держава, поелику в Нём едином обретаются сокровища любви, ведения и премудрости бесконечные, то есть Бог, наш Божественный Спаситель Иисус Христос, Глагол Всевышнего, Слово жизни»[409].

Александр I собственной рукой писал черновые варианты этого Акта. Царь заручился его одобрением у баронессы Крюденер и редактировал текст вместе с мистически настроенным чиновником ведомства иностранных дел Александром Скарлатовичем Стурдзой, который вскоре станет известным религиозным публицистом и философским интерпретатором принципов Священного союза[410].

Бросается в глаза – люди, приближенные Александром I к себе в эти летние месяцы и почти ежедневно с ним общавшиеся (Стурдза, Крюденер), были чрезвычайно далеки по своим взглядам от светского политического либерализма, проповедником которого в своих письмах постоянно служил Лагарп. Конечно, это еще не означало полного отказа Александра I от либеральных идей, некоторые из которых (об отмене крепостного права и конституционной реформе) продолжали вынашиваться им и разрабатывались в ряде проектов второй половины 1810-х годов. Но, по сути, царь уже в середине 1815 года перестал искать взаимопонимания со своим бывшим наставником. Мнение Лагарпа, по-видимому, больше не могло повлиять на Александра.

Характерно, что Лагарп далеко не сразу это понял. А даже поняв, по истечении многих лет он все равно приписывал заключение Священного союза проискам «пруссаков, австрийцев и англичан», преследовавших собственные интересы и «умалявших» славу Александра как освободителя Европы. Швейцарец так и не узнал, что основателем всего этого проекта был сам Александр I. И даже символично, что они навсегда расстались друг с другом именно в день подписания Акта Священного союза.

Последняя встреча