Они пересекали впадины, устланные гладким черным вулканическим песком, вышли к месту, где совсем недавно текла лава, а из трещин обильно сочился пар, ощущали почти нестерпимый жар вулкана, попадали в облака удушающего дыма, которые ветер приносил сверху, но, наконец, невредимыми достигли границы большого кратера. Путешественники были вознаграждены там за все трудности роскошной панорамой Неаполитанского залива вплоть до островов Капри, Искья и Прочида, и долго наблюдали «заход солнца, какой можно видеть только в Италии и какой никого не оставляет хладнокровным». Одновременно всего в двухстах шагах от них малый кратер, находившийся в глубине большого, с ужасающим шумом выбрасывал камни (Лагарп насчитал семь извержений с интервалами 8–10 минут). Трудно было оторваться от этого зрелища, и, хотя проводники уверяли, что оно не представляет никакой опасности, камни долетали почти до них, а когда путники, наконец, начали спускаться (к большому огорчению Михаила Павловича), раздалась оглушительная канонада и град раскаленных камней обрушился ровно на то место, где только что располагалась вся группа[439].
Любопытно, что столь яркое приключение, чьим инициатором, очевидно, являлся сам Лагарп (поскольку ни в каких предварительных дорожных планах оно не значилось), затем ни разу не было упомянуто им ни в письмах к Марии Федоровне, ни к Александру I; да и сам Михаил Павлович (судя по сохранившимся ответным письмам Марии Федоровны Лагарпу) хранил молчание об этом походе. Значит ли это, что свое участие в таком рискованном предприятии они решили держать в секрете от императорской семьи? Как бы то ни было, оно еще больше сплотило швейцарца и великого князя, способствуя дальнейшему успеху всего путешествия.
Пребывание в Неаполе имело и другой результат – бывший министр внутренних дел короля Иоахима Мюрата, граф Джузеппе Дзурло, подарил Лагарпу большую этрусскую вазу, которую швейцарец счел нужным переправить Александру I для его эрмитажной коллекции. В ответ он попросил императора передать в дар водуазским музеям собрание российских минералов и карт, что было тем исполнено с избыточной щедростью (письма от 3 апреля и 25 августа 1819 года, 22 марта и 3 сентября 1820 года). Эти подарки царя фактически заложили основу кантонального естественно-исторического музея в Лозанне[440].
Итак, ментор достиг своей цели: итальянский тур стал для юного брата Александра I и ярким впечатлением, и живой пищей для ума, постигающего «великие уроки истории». Лагарп со своей стороны был доволен воспитанником, тем, как развилось его чувство прекрасного, а еще более – чувство здравого суждения и размышления, о чем швейцарец как педагог прежде всего и заботился. По итогам путешествия Лагарп адресовал Александру I детальные рекомендации по дальнейшему развитию характера и способностей Михаила Павловича, основанные на наблюдениях за ним (8 мая 1819 года). Помимо этого и сам Михаил получил от швейцарца подробнейшую инструкцию. Лагарп поступил здесь точно так же, как он сделал, расставаясь с Александром в 1795 году – записал наставления о том, как великому князю следует распряжаться своим временем, чтобы употреблять его с наибольшей пользой, и всячески подчеркивал, что именно знания будут служить в его жизни главным средством приобрести уважение окружающих (а для этого Лагарп рекомендовал ему для чтения значительный список книг, от античных авторов до современных политэкономов, историков и философов – теоретиков естественного права)[441].
Однако помимо чисто познавательного и воспитательного значения, путешествие великого князя Михаила Павловича по Италии в конце 1818 – первой половине 1819 года имело еще одно, на первый взгляд неочевидное, измерение – политическое. Нельзя забывать, что это была эпоха Рисорджименто, то есть развития национального движения в поддержку либеральных конституционных реформ против угнетателей «народа Италии», в роли которых в первую очередь выступали короли Сардинии и Неаполя (стремившиеся после возвращения на трон восстановить в своих государствах «Старый порядок»), а также австрийцы, присоединившие к своей империи значительную часть Северной Италии. Значительную роль в этом движении играли тайные общества (знаменитые карбонарии), но ему сочувствовали также и некоторые высокопоставленные лица итальянских государств. Подъем этого движения после 1815 года отражал неудовлетворение широких общественных кругов Италии результатами Венского конгресса, что в ближайшем будущем вылилось в революционные события 1820–1821 годов в Сардинии-Пьемонте и Неаполе.