Лагарп. Швейцарец, воспитавший царя

Именно как неравнодушный человек, лично переживающий за происходящее, пытался Лагарп объяснить Александру I смысл Испанской революции. По его мнению, к ней привели действия короля Фердинанда VII, в поддержку которого во время Наполеоновских войн выступила вся нация, но который, вернувшись на трон в 1814 году, не только пренебрег «заветными чаяниями» испанцев, но, по сути, вел «разрушительную» политику, сравнимую для страны с «бедствием». «Не могла Испания ожидать спасения ни от правительства своего, ни от мер законных и конституционных, ибо это правительство их принимать отказывалось (это, увы, часто случается), а следственно, не оставалось ей, к несчастью, другого выхода, кроме как дать волю отчаянию; ибо доктрина, утверждающая, будто нации должны мучения сносить терпеливо, столь же ложна, сколь и опасна». В такой ситуации мятеж военный стал меньшим злом, нежели «бунт народный», рассуждал Лагарп (3 сентября 1820 года).

Мнение Лагарпа оказывалось здесь полностью противоположным тому, которое официально выразила российская дипломатия от имени Александра I. В нотах от 19 апреля / 1 мая 1820 года российский император высказывал сожаление по поводу беспорядков, выражал свою поддержку королю Испании, выступая за укрепление его власти «в обоих полушариях», а также заявлял, что «установления, возникшие в результате бунта, приводят к хаосу». Если же этот «хаос» в Испании будет углубляться, то Александр I ясно указывал на обязательства Священного союза, которые призывают европейские державы к вмешательству с целью наведения «порядка»[450].

Лагарпа поразило использование созданной Александром I доктрины Священного союза для обоснования права великих держав по своему усмотрению вмешиваться в суверенные дела любой другой страны. Швейцарец больше не оправдывал Священный союз «филантропическими намерениями» российского императора. Этот союз превращается для Лагарпа в средоточие зла (ровно в той же мере, в какой противники Священного союза олицетворяли мировое зло в глазах Александра I). Бывший царский наставник писал в одном из своих примечаний к письмам о «влиятельных членах Священного союза», которые «бросили вызов законам божеским и человеческим», поклялись истребить всех защитников свободы и ради этого предпочитают «во имя Господа Европу разорять». И хотя он по-прежнему надеется, что Александра I вовлекли в это его враги, желающие «навредить его славе», он не может отделить российского императора от принятых пагубных решений: «Принципы, изложенные в манифесте Лайбахского конгресса и направленные против неаполитанцев, представили Александра I врагом народной свободы, защитником доктрин средневековых. Священный союз явился во всей своей ужасающей наготе»[451].

Несомненно, что, описывая последствия решений Священного союза, Лагарп думал и о своей родине. Швейцария, а в особенности кантон Во (которым управляли политики, пришедшие к власти еще в эпоху Посреднического акта) в эти годы служили объектом особого внимания со стороны великих держав, подозревавших их в поддержке «революционной деятельности»[452]. На конгрессе в Вероне державы потребовали от швейцарцев принять меры по ограничению свободы прессы и приему политических беженцев. Все это вызвало колоссальное возмущение у Лагарпа.

Углублявшаяся пропасть между учеником и его бывшим учителем сказывалась и на характере писем последнего. Уже публикация резолюций конгресса в Троппау, где впервые провозглашалась возможность Священного союза вмешаться во внутренние дела Неаполитанского королевства, затруднило Лагарпу новое обращение к российскому императору. О чем еще он мог теперь написать Александру? В 1821 году он ограничился двумя краткими письмами. Решения Лайбахского конгресса всерьез породили у швейцарца сомнения, стоит ли продолжать переписку. В одном из примечаний, датированном маем 1821 года, Лагарп с горечью констатировал: «Мое дело теперь кончено. Исполнял я его мужественно до самого конца. Нечего мне больше сказать самодержцу Всероссийскому; отныне мы на разных языках говорим и исповедуем разные правила; как нам друг друга понять?»[453]

В апреле 1822 года несчастье, постигшее его семью (разорение родственников жены Лагарпа, которое оставляло ту без всяких собственных источников дохода), заставило царского наставника обратиться к бывшему ученику с просьбой об улучшении финансовых условий выплаты его пенсии. Александр I не дал ему ответа (правда, уже после его смерти Лагарп узнал, что тот исполнил его просьбу[454]).