Лагерь

Вытираюсь и одеваюсь, и к тому времени Марк уже поставил пластинку с «Пока, Пташка», в домике громко звучит увертюра к мюзиклу, и мои соседи поют слова на соответствующие музыкальные фразы. Некоторые из них танцуют. Они все так счастливы. И я радуюсь за них. И лишь немного грущу о себе.

– Гм, привет? – Смотрю на входную дверь и вижу в ней Хадсона. Он оглядывает комнату, наполненную поющими и танцующими обитателями лагеря, и выражение лица у него сконфуженное и смешное, но потом он замечает меня и расплывается в широкой улыбке, и я думаю, что ничего страшного не произошло, что он стоит моих сожалений. А затем, знаю, это выглядит глупо, но он протягивает мне руку, и я машу всем на прощание, будто мы не будем ужинать в одной и той же столовой, и мы с Хадсоном спускаемся по лестнице, держась за руки, словно расставались надолго, хотя прошло, наверное, всего полчаса, и все же в течение этого получаса он скучал по мне. Он скучал ПО МНЕ. Возможно, он уже начинает чувствовать ко мне нечто такое, что я чувствовал по отношению к нему четыре прошедших года, и какая разница, что ради этого я не буду принимать участия в спектакле этим летом?

– Значит, все в твоем домике чокнутые, – заявляет он.

Я отгоняю летающих вокруг мошек, уворачиваюсь от них и смеюсь:

– Они потрясающие.

– Ты сможешь хоть немного поспать? Они дадут тебе такую возможность?

– Конечно. Они должны дать отдых своим голосам. И Марк строго следит за тем, чтобы они высыпались.

Он смеется:

– О’кей, значит, как я понимаю, у тебя нет желания пробраться в мой домик, чтобы сомкнуть глаза.

По моему телу будто пробегают искры.

– Не думаю, что в этом случае нам удастся поспать.

Он снова смеется, и мы входим в столовую.

– Давай сегодня сядем с моими друзьями, ладно? Большинство из них знакомы тебе по полосе препятствий.

– Конечно. Можно даже сесть всем вместе. Знаю, Брэд с удовольствием снова пристроится рядом с Джорджем.

Хадсон округляет глаза:

– Я все еще не понимаю его, но, да, о’кей.

Мы отыскиваем свободные места рядом с его друзьями, и когда в столовую входят Джордж и Эшли, они садятся рядом со мной, и две наши группы смешиваются, по крайней мере, в пространственном отношении. Лишь мы с Брэдом разговариваем как с театральными ребятами, так и со спортсменами. Нет, я не прав. Я тоже театральный ребенок, а Хадсон общается со мной, так что речь может идти только о Хадсоне и Брэде. Или обо мне? Как я понимаю, это зависит от того, с какой точки зрения взглянуть. Но я стараюсь разговаривать и с друзьями Хадсона. Среди них есть мальчик по имени Дрю, который, по-моему, является одним из его бывших – но он подстраховал меня, когда я шел по канату, а также девочка по имени Сэм – это с ней мы гнались за Хадсоном во время захвата флага. Они, похоже, клевые ребята. Друзья Хадсона обсуждают разные виды спорта, к которым я совершенно равнодушен, а также тренировки – разговаривать на эту тему я могу, но нахожу это скучным. Они очень милые. Я вполне могу поддерживать разговор с ними. Хадсону они, похоже, нравятся, и ему хочется, чтобы они нравились мне, и я стараюсь не разочаровать его. Все это хорошо, но далеко не то же самое, что говорить с Джорджем и Эшли. Но они – мои друзья уже несколько лет. Мне с ними легко. А с новыми для тебя людьми общаться всегда труднее, и это нормально.

«Кроме того, они вовсе не должны стать моими лучшими друзьями», – напоминаю я себе. Нужно просто быть дружелюбными. А это так и есть, что хорошо. И под конец ужина Хадсон выглядит счастливым. Мы перемешали наших с ним друзей настолько успешно, что можем сидеть, тесно соприкасаясь бедрами, и при этом разговаривать и с теми, и с другими. А мы хотели именно этого.

После ужина мои друзья направляются в театральный домик, где опять будут репетировать, а Хадсон берет меня за руку и ведет к лодочной станции. Мы оказываемся там первыми, и никто не проходит вслед за нами на веранду, хотя мы слышим, что внизу кто-то разговаривает. На веранде стоит диванчик на двоих, с которого можно смотреть на воду, но снаружи сидящих на нем не видно, потому что он находится в самой глубине веранды. Вот мы и усаживаемся на него, по-прежнему держась за руки.

– Ну, – говорю я после того, как мы какое-то время молча смотрим на реку, – что касается того, что в бассейне я заявил, будто мы пара…

– Не волнуйся по этому поводу, малыш, – перебивает меня Хадсон и кладет голову мне на плечо. – С учетом вчерашнего вечера, полосы препятствий, захвата флага, двух ужинов и времени, проведенного в бассейне… можно считать, что у нас с тобой сейчас уже пятое свидание. Так что совершенно нормально называть нас парой.

– О? Ты говоришь, что хочешь стать моим бойфрендом?

– Возможно, – отвечая на мой вопрос, он поднимает голову и улыбается мне. А потом нежно целует в губы.

– А какая мне от этого будет польза? – Хадсон снова целует меня. На этот раз более страстно, наши языки высунуты, он, держа руки на моей талии, укладывает меня на себя.