Лагерь

– Ты что, собираешься прочитать нам лекцию о необходимости чистить зубы? – возмущается Монтгомери. – Мы уже вышли из семилетнего возраста.

– Вы все кажетесь мне семилетними. Все, кому еще нет тридцати. Мой психотерапевт говорит, это из-за страха перед старением, но мне кажется, просто мой мозг охраняет себя от эмоционального погружения в проблемы моих подопечных.

– О, лапонька, ты хочешь сказать, что мы тебе безразличны? – возмущаюсь я.

– Если бы я эмоционально погрузился в твои проблемы, Рэндал Капплехофф, то каждую ночь плакал бы перед сном до тех пор, пока твои волосы снова не отрасли бы и ты снова не начал бы хорошо одеваться.

– Ты и так много плакал, – слышится из глубины комнаты голос Кристал.

– Помолчи, Кристал.

Весь домик дружно хихикает.

– Да смейтесь, сколько душе угодно, – огрызается Марк. – Через пять минут я выключаю свет.

Я ложусь на кровать, а Джордж тем временем заканчивает с ногтями Паз.

– Хочешь, я нанесу тебе еще один слой лака? – спрашиваю его я.

– Не-а. Это вполне может подождать до завтра. – Он завинчивает крышку флакона и убирает его в шкафчик. – Кроме того, я хочу, чтобы что-то осталось до тех пор, когда ты опять сможешь пользоваться им. Это будет твой лак для того времени, когда ты сбросишь свою masc-у.

– О боже, почему мы не называли это так всегда? – мечтательно тянет Эшли. – Грандиозное сбрасывание masc-и. А сейчас ты за-masc-ирован. – Какое-то время она молчит. – И ты хочешь пойти на masc-арад. Или даже на два.

– Черт побери, да заткнешься ты наконец? – прикрикиваю на нее я. Но все уже хохочут, и я присоединяюсь к общему веселью. Спустя минуту Марк выключает свет, и мы продолжаем тихо хихикать в темноте.

Шестнадцать

– Я хочу показать тебе самый лучший вид на наш лагерь, – говорит Хадсон, берет меня за руку и ведет в лес.

– О’кей. Долго идти?

– Оно того стоит, обещаю. Ты опрыскался средством от насекомых?

– Ага.

– Молодец.

Он идет впереди, и, честно говоря, я не понимаю, куда мы направляемся. В прошлые годы я не имел обыкновения ходить в лес и оказывался там, только когда мы играли по вечерам в шпионские войны: две команды делят между собой всю территорию лагеря, и каждая из них пытается пробраться в «дом» на вражеской территории (обычно это лодочная станция и актовый зал) так, чтобы их не засек кто-либо из команды противника. Во время игры у нас имеются при себе фонарики, и потому совершенно невозможно незаметно красться по открытым местам, вот и приходится пробираться через лес. Мы с Джорджем шутим, что тут и до беды недалеко, но еще никто из нас в лесу не заблудился.

Но прогуляться по лесу среди белого дня мне пришлось лишь несколько дней тому назад, и Конни вела нас по довольно легкому маршруту. Хадсон же ведет меня куда-то вверх по холму. И лес здесь гораздо гуще. И кусты тоже.

– Это действительно тропа? – спрашиваю я.

– Вроде того.

– А ты знаешь, куда мы идем? – Я сжимаю его руку.

– Да.

– И знаешь, как туда добраться?

– Очень хорошо знаю.

Я смеюсь:

– А откуда ты это знаешь?

– Конни водила нас туда в конце прошлого лета в качестве поощрения, и мне показалось, что это действительно нечто особенное. – Он сжимает мою руку. – И ты тоже действительно особенный. Вот мне и захотелось показать тебе это место.

При этих его словах мое сердце начинает оттаивать, и беспокойство по поводу того, что мы углубляемся в лес и идем по нему напролом, а не по тропе, и куда – непонятно, улетучивается.

– Ну тогда мы должны обязательно найти его.

Руки нам приходится разомкнуть, потому что склон становится все круче и к тому же теперь мы пробираемся среди камней. Мы оба взяли с собой рюкзаки, в них вода и кое-какая еда – это Хадсон велел мне взять их с собой, – и несколько раз останавливаемся просто для того, чтобы попить. Наши лица заливает пот, а вокруг непрестанно зудят комары и мошки. Кто-то ползет у меня вверх по ноге, я стряхиваю нахальное насекомое и шагаю дальше. Мы немного разговариваем о любимых старых фильмах (о «Беглеце», потому что этот фильм любит его мама, а я люблю «Воспитание крошки» – из-за Кэтрин Хепберн, но ему говорю: это потому, что фильм очень смешной), но дыхание у нас тяжелое, и потому много разговаривать трудно. Проходит почти час, прежде чем Хадсон произносит:

– О’кей. Мы почти пришли. – Солнце стоит высоко над нашими головами, и хотя мы держимся в тени, рубашка липнет к моей потной спине.

Но затем деревья немного расступаются, и мы выходим на поляну на отвесной скале. Она вся покрыта травой и маргаритками. По ней бежит ручеек, который, добравшись до края скалы, превращается в узкий водопад. Воздух здесь совершенно удивительный. Зеленый и цветочный, как свобода и любовь.

– Вау, – почти шепчу я.