Лакомый кусочек

Кроме того, надо было еще принять во внимание обитающую на первом этаже домовладелицу. Даже если она не будет дежурить у окна или выглядывать из-за бархатной занавески, когда Лен придет к ним в гости, она все равно прознает, что пара мужских ног поднималась по лестнице к ним на третий этаж, а в ее мире, в этой деспотичной империи, где правила приличия подчинялись непререкаемой власти закона всемирного тяготения, то, что поднялось вверх, должно опуститься вниз – и предпочтительно до половины двенадцатого вечера. Правда, впрямую она об этом никогда не говорила: это было нечто само собой разумеющееся. И Мэриен надеялась, что Эйнсли хватит благоразумия закончить запланированное мероприятие вовремя и выпроводить Лена до наступления комендантского часа или, на худой конец, оставить его в квартире и просидеть там тихо всю ночь до самого утра, хотя она ума не могла приложить, как в таком случае поступить с ним утром. Может быть, его придется тайком вынести в мешке для прачечной. Даже если он сможет идти на своих двоих. Ну что ж, всегда можно снять другую квартиру. Но она терпеть не могла скандалов.

Мэриен вышла на станции рядом с прачечной. Рядом было два кинотеатра, на противоположных сторонах улицы. Она изучила сеансы в обоих. В одном шел иностранный фильм с субтитрами: на афишах были напечатаны чуть смазанные черно-белые фрагменты из восторженных газетных рецензий, изобилующих словами «взрослый» и «зрелый». Фильм получил несколько наград. В другом кинотеатре шел малобюджетный американский вестерн, который рекламировали цветные постеры с всадниками и умирающими индейцами. Сейчас у нее совершенно не было настроения вникать в заумные диалоги с затяжными паузами и долгими крупными планами лица, которое нервно трогает рука. Для нее сейчас главным было посидеть в теплом и сухом месте и обрести нечто вроде забвения, поэтому она выбрала вестерн. Когда она добралась до своего места в полупустом зале, фильм уже начался.

Она развалилась, прижав затылок к спинке и уперев колени во впереди стоящее кресло, и слегка прикрыла глаза. Не слишком подобающая поза для женщины, но в темноте все равно никто не увидит, да и соседние места с обеих сторон свободны. Она специально проверила: ей не хотелось ловить на себе похотливые взгляды стариков. Мэриен помнила подобные случаи со школьных времен: тогда она еще мало что знала о нравах в кинотеатрах. Руки, как бы невзначай шарившие по коленям, и тому подобные проявления робкого рукоблудия, хотя и не пугавшие ее (надо было просто молча встать и пересесть подальше), но сильно смущавшие, потому что были искренними. Попытка общения, хотя бы и мимолетного, вот чего хотели эти приставалы.

Перед ней сменялись цветные кадры: мужчины в ковбойских шляпах занимали весь экран, сидя на гигантских лошадях, деревья и кактусы высились на переднем плане или терялись позади, вместе с удаляющимся пейзажем, над землей стелился пороховой дым, из-под копыт взметались тучи пыли. Она не вслушивалась в загадочные реплики героев, не следила за развитием сюжета. Она и так знала, что тут должны быть плохие люди, замышляющие нечто коварное, и хорошие люди, которые пытаются их остановить, возможно, опередив их и захватив деньги (а еще были индейцы, их было очень много, как бизонов, и на них охотились все кому не лень), но ей было все равно, какие моральные качества воплощаются в мельтешащих на экране героях. По крайней мере это был не один из современных вестернов, в котором герои страдают психозами. Она с удивлением заметила, что следит за второстепенными персонажами и думает, чем заняты в свободное время безвестные актеры, которые исполняют их роли, – мечтают ли они о будущей славе кинозвезд.

В кадре наступила ночь – та фиолетово-голубая прозрачная ночь, которая бывает только в цветном кинофильме. Кто-то крался через луг на свидание с кем-то. Было тихо, слышалось только шуршание травы да стрекот нескольких цикад, издаваемый неким прибором. Рядом с ней, слева, раздался тихий треск, потом что-то со стуком упало на пол. Тут на экране грохнул выстрел, завязалась борьба – и наступил рассвет. И она снова услышала треск.

Она повернула голову влево. В отблеске струящегося с экрана солнечного света она с трудом различила в темноте сидящего через два кресла от нее. Это был парень из прачечной самообслуживания. Он нахохлился в кресле, неотрывно глядя на экран. То и дело он запускал правую руку в пакет, который держал в левой, выуживал что-то оттуда и подносил ко рту, после чего раздавался тихий треск, и что-то с легким стуком падало на пол. Наверное, он грыз орешки, но не арахис. Арахисовые скорлупки издавали бы более тихий стук. Она пригляделась к его смутному профилю, различив во тьме нос, глаз и темное ссутулившееся плечо.