Лакомый кусочек

На кухонном столе она нашли почти пустую бутылку виски. Галстук в зеленую и голубую полоску торжественно свисал с ручки плотно закрытой двери в ее спальню.

То есть придется расчистить себе местечко на кровати Эйнсли, сдвинув скомканные простыни, одежду, одеяла и книжки.

– Черт! – пробормотала она, снимая пальто.

15

На следующий день в полпятого вечера Мэриен шагала по больничному коридору в поисках нужной палаты. Чтобы уйти с работы на час раньше, она пожертвовала обеденным перерывом, заменив настоящую еду в ресторане сэндвичем с сыром и салатом – квадратик пластмассового сыра между двух кусков сухой губки с несколькими увядшими зелеными листочками в картонной коробке, – который принес в офис доставщик еды на вынос, и уже потратила полчаса на покупку роз и поездку в больницу.

Теперь на посещение Клары у нее оставалось только тридцать минут, и она тоскливо думала о предстоящей встрече: будет ли им с Кларой о чем побеседовать в течение получаса.

Двери палат были широко распахнуты, и, чтобы прочитать цифры на дверях, ей приходилось останавливаться у каждой. Из всех палат доносился многоголосый женский гомон. Наконец она нашла нужную палату ближе к концу коридора.

Клара, почти прозрачная, лежала в полусидячем положении на высокой белой койке с высоко поднятым изголовьем. На ней была фланелевая больничная пижама. Ее туловище под тонкой простынкой показалось Мэриен неестественно худым: бледные волосы беспорядочно рассыпались по плечам.

– О, привет! – слабо проговорила она. – Наконец-то соизволила проведать усталую мамочку!

Мэриен, вместо того чтобы пробормотать что-то в свое оправдание, молча протянула букет роз. Клара неверными пальцами развернула зеленый бумажный конус и сняла его с цветов.

– Какие милые! – сказала она. – Надо будет попросить эту чертову медсестру поставить их в приличную вазу. А то если не проконтролировать, она их сунет в ночной горшок.

Покупая розы, Мэриен не была уверена, какие выбрать: темно-красные, розовые или белые. И теперь пожалела, что выбрала белые. Отчасти они были под стать Кларе, а отчасти совсем нет.

– Задерни мою шторку, – тихо попросила Клара.

В палате с ней лежали еще три женщины, и поговорить о личном было затруднительно.

Задернув тяжелые полотняные шторы, прилаженные кольцами к изогнутой металлической штанге, которая блестящим овалом тянулась над койкой Клары, и усевшись на стул, Мэриен поинтересовалась:

– Как ты себя чувствуешь?

– Чудесно, просто чудесно! Я все видела, весь процесс, много крови и слизи, но должна признать: было увлекательно. Особенно когда маленькая засранка высунула головку, и я наконец увидела, как выглядит существо, которое так долго вынашивала; я так долго ждала этого момента – прям как в детстве на Рождество ты с нетерпением ждешь и ждешь, когда же можно будет развернуть подарки. Иногда, когда я раньше была беременна, мне ужасно хотелось, чтобы дети вылуплялись из яиц, как птицы. Но и этот метод хорош по-своему. – Она взяла одну розу и понюхала. – Тебе надо как-нибудь попробовать самой.

Мэриен не понимала, как Клара могла говорить об этом настолько буднично, словно речь шла о полезном совете опытной домохозяйки, как сделать пирог пышнее или выбрать эффективное средство для мытья посуды. Естественно, она планировала родить – когда-нибудь. Даже Питер начал делать намеки о своем будущем отцовстве. И в этой палате с лежащими под белыми простынями женщинами это «когда-нибудь» вдруг приблизилось. А тут еще Эйнсли.

– Не торопи меня, – с улыбкой сказала она.

– Конечно, больно жутко, – с некоторым самодовольством произнесла Клара. – И никаких обезболивающих, до самого последнего момента, из-за ребенка; но вот что интересно: потом ты уже не помнишь, как было больно. И сейчас я чувствую себя просто чудесно – и все гадаю, будет у меня послеродовая депрессия, как у многих женщин, или нет, но, похоже, нет; я это оттягиваю до того момента, как встану и поеду домой. Так приятно просто тут лежать: я, правда, чудесно себя чувствую, – и она толчками приподнялась на подушках.

Мэриен сидела и с улыбкой смотрела на нее. Она не могла придумать, что сказать. Жизнь Клары все больше и больше отдалялась от ее жизни, отделялась, превращалась в нечто, за чем Мэриен теперь могла только наблюдать из-за стекла.

– И как ты ее назовешь? – спросила она, подавив желание закричать, как будто Клара не услышит ее вопрос, заданный через невидимое стекло.

– Мы еще не решили. Мы подумывали о Вивиан-Линн, в честь моей бабушки и бабушки Джо. Джо хотел назвать ее как меня, но мне никогда не нравилось мое имя. Как здорово, когда есть мужчина, который радуется рождению и сына, и дочери, многие мужчины совсем не такие, хотя, может, и Джо считал бы иначе, не будь у него сына.