Лакомый кусочек

– Но ты же здесь, – с улыбкой возразил он. – Вообще-то, я рад, что ты мне это сказала. Так я в большей безопасности, – признался он откровенно. – Я бы не хотел, чтобы ты вообразила, будто это имеет какое-то значение. Это никогда не имеет никакого значения – для меня. На самом деле это происходит с кем-то другим. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Ты просто очередная замена похода в прачечную.

Мэриен поразмыслила, стоит ли ей обидеться, но решила, что не стоит, наоборот, она даже почувствовала облегчение.

– Любопытно, а ты для меня замена чего, а? – спросила она.

– В этом мое преимущество. Я очень гибкий, я универсальная замена. – Он протянул руку над ее головой и выключил бра.

Вскоре открылась и хлопнула входная дверь, в прихожей кто-то тяжело затопал.

– Вот черт, – пробормотал он откуда-то из глубин своего халата. – Они вернулись. Он рывком поднял ее, включил бра, запахнул у нее на груди халат, соскочил с кровати, обеими руками зачесал волосы на лоб, а потом разгладил свой свитер. Он мгновение постоял посреди комнаты, опасливо глядя на дверной проем, потом метнулся через комнату, схватил шахматную доску, положил ее на кровать и, сев лицом к Мэриен, начал торопливо расставлять фигуры на доске.

– Привет! – спокойно поприветствовал он кого-то, кто, вероятно, просунул голову в дверь. Мэриен боялась, что у нее слишком растрепанный вид, чтобы обернуться. – Мы тут играем в шахматы.

– О, удачно придумано, – с сомнением отозвался мужской голос.

– С чего это ты так всполошился? – удивилась Мэриен, когда вошедший отправился в ванную и закрыл за собой дверь. – Не о чем беспокоиться, это же все естественно. Если что, они сами виноваты, что без предупреждения ворвались к тебе. – Но сама она испытывала острое чувство вины.

– Ну, я же тебе говорил, – заметил он, разглядывая ровные ряды фигур на доске. – Они считают себя моими родителями. Знаешь, ведь настоящие родители никогда не понимают таких вещей. Они решат, что ты меня совращаешь. Их требуется оберегать от правды жизни. – Он протянул руку над шахматной доской и сжал ее ладонь. Его пальцы были сухие и холодные.

17

Мэриен смотрела на свое искаженное серебристое отражение в ложке: она была вверх ногами, с огромным торсом, резко сужавшимся к крошечной, почти булавочной, голове. Она начала поворачивать ложку, и ее лоб сначала стал выпуклым, а потом впалым. На душе у нее было легко.

Они сидели за столиком, покрытым белой скатертью, перед пустыми тарелками и свернутыми в трубочку салфетками. Мэриен бросила нежный взгляд на Питера. Поймав ее взгляд, он улыбнулся. Изгибы его лица подсвечивались оранжевым отблеском свечи под абажуром на столе, и тени утяжеляли его подбородок, который казался более мужественным, а черты лица более угловатыми. А ведь и правда, подумала она, если посмотреть на него непредвзято, то он исключительно красив. На нем был шикарный зимний костюм: темный пиджак и брюки, неброский, но дорогой галстук, не такой кричащий, как некоторые его молодежные комплекты, но более солидный. Эйнсли как-то шутливо назвала его «красиво упакованным», но теперь это свойство внешности Питера представлялось Мэриен привлекательным. Он умел одновременно сливаться с толпой и выделяться. Есть мужчины, не умеющие носить темные костюмы: то у них на плечах перхоть, то спина лоснится, но у Питера не было перхоти, и его костюм никогда не блестел на локтях или коленях. В его присутствии даже в таком публичном месте она испытывала горделивое ощущение собственности, которое заставило ее потянуться к нему и взять за руку. Он накрыл ее руку своей.

Прибыл официант с бутылкой вина. Питер продегустировал и кивнул. Официант наполнил их бокалы и исчез во мраке.

Это была еще одна приятная особенность Питера. Он, как правило, принимал решения без усилий. В последний месяц или около того она выработала привычку позволять ему решать все вопросы за нее. И теперь она избавила себя от мучительных раздумий, которые обычно посещали ее при изучении меню: она никогда не могла точно сказать, чего ей хочется. А Питер сразу решал, что им заказать. Он обычно выбирал бифштекс или ростбиф, ко всяким изыскам вроде говяжьих щечек был равнодушен, а рыбу вообще терпеть не мог. Сегодня они заказали филе миньон. Было уже довольно поздно, почти весь вечер они провели в квартире у Питера и, как оба признались друг другу, умирали с голоду.

В ожидании горячего они вернулись к разговору о достойном образовании детей, начатому раньше, когда они одевались к ужину. Питер рассуждал о детях чисто теоретически, как об особой социальной группе, аккуратно избегая любых упоминаний о своем потомстве. Но Мэриен прекрасно понимала, что речь шла именно об их будущих детях: вот почему этот разговор она считала таким важным. Питер был убежден, что детей следует наказывать – даже физически – за любое нарушение дисциплины. Конечно, уверял он, нельзя, разозлившись, бить ребенка; но самое главное – надо быть последовательным. Мэриен же опасалась нанести ребенку эмоциональную травму.