Лакомый кусочек

В других блюдах был рис с чем-то, и еще на столе появился ароматный соус к мясу и какие-то неизвестные овощи. Тревор пустил все это по кругу. Мэриен опасливо отправила в рот немного темно-зеленой овощной массы – так же робко, наверное, приносили жертвоприношения разгневанным богам. Но ее желудок принял этот дар благосклонно.

– …совпадает, что весьма поучительно, с резким приростом населения, который начался, конечно, чуть раньше, но который к тому времени принял чуть ли не эпидемический размах. И поэт уже не мог с изрядной долей самодовольства считать себя этаким суррогатом матери, дающим жизнь своим произведениям, рождая их для общества, точно младенцев. Он должен был стать иным символом, и что такое этот нынешний акцент на индивидуальном самовыражении, причем заметьте: речь идет о выражении, об экспрессии, о выдавливании, акцент делается на спонтанности процесса, на мгновенном творении! В двадцатом веке не только стало…

Тревор снова удалился на кухню. Мэриен с нарастающим отчаянием разглядывала куски мяса на своей тарелке. Она подумывала незаметно засунуть их под скатерть – но они там обязательно найдутся. Она бы положила их себе в сумочку, но сумочка висела у нее за спиной на стуле. Может быть, удастся спрятать их за вырез блузки или в рукаве.

– …художники, которые расплескивают краску по холсту, испытывают выброс энергии сродни оргазму, но и писатели воспринимают себя точно в таком же ключе…

Она вытянула ногу под столом и слегка ткнула Дункана в голень. Он вздрогнул и поглядел на нее. Он ее не сразу узнал, но потом, вернувшись на землю, недоумевающе поднял брови.

Мэриен соскребла почти весь соус с куска мяса, взяла его двумя пальцами и перебросила Дункану поверх горящих свечей. Он поймал, положил себе в тарелку и стал аккуратно разрезать ножом. А она принялась соскребать соус с другого куска.

– …уже не как дарующего рождение; нет, долгие размышления и мучительное появление на свет – это все в прошлом. Природный акт, который современное искусство желает имитировать, точнее, вынуждено имитировать, – это собственно акт соития…

Мэриен перебросила второй кусок мяса, который также был ловко пойман. «Может, нам просто поменяться тарелками», – подумала она; но тут же отказалась от этой идеи: сразу заметят, ведь Дункан все съел еще до того, как Тревор вышел из-за стола.

– …Нам необходим глобальный катаклизм, – продолжал вещать Фиш. Теперь его голос звучал нараспев, все громче и громче, и было впечатление, что он сознательно добивается крещендо. – Катаклизм. Новая «черная смерть», катастрофический взрыв, который сметет миллионы с лица земли и разрушит нашу цивилизацию под корень, вот тогда деторождение будет вновь цениться и мы сможем вернуться к племенной жизни, к древним богам, к темным богам земли, к богине земли, богине воды, богине рождения, роста и смерти. Нам нужна новая Венера, роскошная Венера тепла, и плодородия, и воспроизведения потомства, новая Венера, вечно брюхатая, полная жизни, изобильная, готовая дать жизнь новому миру во всем его богатстве, новая Венера, выходящая из моря…

Тут Фишер решил встать во весь рост, вероятно, чтобы придать дополнительный пафос финальным словам. Чтобы подняться, он оперся обеими ладонями о карточный столик, две складные ножки сразу подогнулись, и тарелка с едой соскользнула ему на брюки. И в этот же самый миг кусок мяса уже перелетевший через стол попал Дункану в висок, отскочил рикошетом вниз, поскакал по полу и остановился на стопке рукописных листков.

Тревор, держа в обеих руках тарелки с салатом, появился в дверях как раз вовремя и застал кульминационный момент. У него отвисла челюсть.

– Наконец я понял, кем хочу быть, – произнес Дункан в воцарившейся тишине. Он спокойно глядел в потолок, а в его волосах виднелись белесые потеки соуса с хреном. – Амебой.

Дункан предложил проводить ее домой – хотя бы до станции подземки: ему нужно было подышать свежим воздухом.

К счастью, ни одна из фамильных тарелок Тревора не разбилась, хотя кое-что пролилось на скатерть, и когда ножки столика выпрямили, а Фишер уселся на свой стул, что-то бормоча себе под нос, Тревор великодушно обратил инцидент в шутку, хотя остаток вечера, когда были предложены салат и фламбированные персики, кокосовые печенья и кофе с ликером, он обращался с Мэриен подчеркнуто холодно.

А сейчас, шагая по хрустящему снегу, они обсуждали, как Фишер съел лимонную дольку, выудив ее из плошки с водой для ополаскивания рук.

– Тревора это бесит, – заметил Дункан, – а я ему как-то сказал, что если ему не нравится, как Фиш сжирает эти лимонные дольки, пусть не кладет их в плошку. Но он настаивает на том, что все нужно делать по правилам, хотя и признает, что никто этого не ценит. Я свой лимончик тоже всегда съедаю, но сегодня не стал: у нас же были гости.

– Все было очень… интересно, – сказала Мэриен.