Она не сразу нашла все, что нужно, но в конце концов выставила на поднос чайные чашки, нарезанный лимон и какие-то печенюшки, обнаруженные в корзине для белья, потом принесла поднос в гостиную и поставила на пол. Кларину чашку с чаем она передала ей в манеж.
– Так, – произнесла Клара после того, как Мэриен устроилась на ковре, чтобы сидеть вровень с подругой, – как успехи? Небось вертишься как белка в колесе со всеми свадебными приготовлениями?
Глядя на Элейн, жующую пуговку на маминой блузке, Мэриен немного позавидовала подруге – впервые за последние три года. Все, что должно было произойти в жизни у Клары, уже произошло: она стала той, какой и должна была стать. Не то чтобы Мэриен мечтала поменяться местами с Кларой, ей просто хотелось знать заранее, что ее ожидает, в каком направлении двигаться, чтобы подготовиться. Она боялась проснуться однажды утром и понять, что изменилась, сама того не осознавая.
– Клара, – начала она, – как ты думаешь, я нормальная?
Клара знала ее тысячу лет, и ее мнение что-нибудь да значило. Та задумалась над ее вопросом.
– Да, я бы сказала, что ты – нормальная, – ответила она, вынимая пуговку изо рта малышки. – Я бы даже сказала, что ты ненормально нормальная, если ты понимаешь, о чем я. А что?
Мэриен ободрилась. Именно это она бы и сама про себя сказала. Но если она нормальная, то почему же
– В последнее время со мной происходит кое-что странное, – ответила она. – И я не знаю, что с этим делать.
– Да? И что же? Нет, поросенок, это мамина!
– Я не могу есть некоторые продукты. Мне противно! – Она не поняла, достаточно ли серьезно Клара отнеслась к ее словам.
– Мне знакомо это чувство, – ответила Клара, – я точно так же не могу есть печенье.
– Но я говорю о продуктах, которые раньше могла есть. И не то что бы мне не нравился их вкус, я их в целом не принимаю… – Ей трудно было объяснить.
– Мне кажется, это обычный невроз невесты. Перед свадьбой я целую неделю блевала каждое утро. И Джо тоже, – добавила она. – Это пройдет, вот увидишь. А ты ничего не хочешь узнать про… секс? – Вопрос был задан с нарочитой тактичностью, что, по мнению Мэриен, в устах Клары звучало смехотворно.
– Нет, вообще-то, нет, спасибо, – ответила Мэриен.
Хотя объяснение Клары было не очень-то убедительным, оно ее немного успокоило.
Пластинка снова заиграла с середины. Она открыла глаза. С того места на кровати, где она лежала, можно было разглядеть зеленый пластиковый авианосец в круге света от настольной лампы. У Питера появилось новое хобби: он собирал миниатюрные модели кораблей. Он говорил, что это успокаивает нервы. Она помогала ему собирать этот авианосец, читая вслух инструкцию по сборке и передавая ему детали в нужном порядке.
Не отрывая головы от подушки, она повернула лицо к Питеру и улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ, и его глаза сверкнули в полумраке комнаты.
– Питер, скажи, я – нормальная?
Он рассмеялся и похлопал ее по ягодице.
– Исходя из своего ограниченного опыта, могу сказать, что ты изумительно нормальная, милая!
Мэриен вздохнула: она вовсе не это имела в виду.
– Я бы еще выпил, – сказал Питер. Так он обычно просил ее налить ему стаканчик. Убрал пепельницу с ее спины. Она перевернулась и села, завернувшись в простыню. – И заодно, будь добра, переверни пластинку.
Мэриен перевернула пластинку. Даже завернутая в простыню, даже с опущенными жалюзи на окнах, она отчетливо чувствовала свою наготу, стоя посреди просторной пустоты спальни. Потом она ушла на кухню и налила в стакан обычную порцию Питера. Она была голодна – за ужином она почти ничего не съела – и вынула из коробки тортик, который купила днем на обратном пути от Клары. Вчера был День святого Валентина, и Питер послал ей в офис дюжину роз. А она чувствовала себя виноватой: она ведь тоже могла ему что-нибудь подарить, но не знала, что именно. Торт – не бог весть какой подарок, так, символический презент. Он был в виде сердца с розовой глазурью и скорее всего несвежий, но главное – форма.
Мэриен вытащила из буфета две тарелки, две вилки, две бумажные салфетки и разрезала торт. Она с удивлением обнаружила, что и внутри он был розовый. Наколола кусок на вилку и, отправив в рот, стала медленно пережевывать; на языке бисквит казался губчатым и ячеистым, как крошечные взорванные легкие. Она невольно содрогнулась и выплюнула недожеванный кусок в салфетку, а остатки соскребла с тарелки в мусорное ведро, после чего вытерла губы краешком простыни.
Она вошла в спальню, неся в одной руке тарелку Питера, а в другой – стакан виски.
– Я принесла тебе торт, – сказала она.
Сейчас устрою тест – не для Питера, а для себя. Если он не сможет съесть этот кусок, значит, она – нормальная.
– Ты просто прелесть! – Он взял у нее тарелку и стакан и поставил на пол.
– Ты не съешь его? – На мгновение у нее в душе вспыхнула надежда.
– Потом, потом, – ответил он, сдергивая с нее простыню. – Ты замерзла, милая. Иди сюда, я тебя согрею.