Когда она открыла входную дверь, на нее обрушился гомон женских голосов. В прихожей она стянула резиновые сапоги и поставила на газетку, которая лежала тут как раз для этой цели. Здесь же стояло еще несколько пар женских сапог, частью на толстой подошве, частью отороченных черным мехом. Пройдя мимо проема в общую гостиную, она заметила за бархатной занавеской строгие платья, шляпки и ожерелья. Домовладелица устроила званое чаепитие, вероятно, для членов ордена дочерей империи, а может, это были члены «Союза христианок за трезвость». Ее дочь в сиреневом бархатном платьице с кружевным воротником предлагала кексы.
Мэриен поднялась по ступенькам, изо всех сил стараясь не шуметь. Она почему-то еще не предупредила домовладелицу, что скоро съезжает. Надо было поговорить с ней об этом несколько недель назад. Задержка могла обернуться взиманием месячной платы за несвоевременное уведомление. Но может быть, Эйнсли захочет снимать эту квартиру с кем-то из знакомых, хотя вряд ли. Через несколько месяцев это станет просто невозможно.
Одолев второй пролет, она услышала, как Эйнсли с кем-то разговаривает в гостиной. Ее голос звучал жестче, настойчивее и злобнее, чем обычно: Эйнсли обыкновенно не теряла самообладания. Ее перебивал, отвечая или возражая, другой голос. Это был Леонард Слэнк.
«Только не это!» – подумала Мэриен. Похоже, они ссорились. Ей точно не хотелось ввязываться. Она намеревалась тихо войти в квартиру, проскользнуть к себе в комнату и закрыть дверь, но Эйнсли, наверное, услышала ее шаги на лестнице: из гостиной сначала показались космы рыжих волос, а уж затем и все тело. Вид у нее был растрепанный, а лицо заплаканное.
– Мэриен! – то ли умоляющим, то ли приказным тоном воскликнула она. – Иди сюда и поговори с Леном. Заставь его внять голосу
Мэриен поплелась за ней в гостиную, ощущая себя деревянной игрушкой, которую ребенок волочет за собой на веревочке, но она не знала, какой найти повод, моральный или еще какой-либо, чтобы отказаться. Лен стоял в центре комнаты и выглядел куда более расстроенным, чем Эйнсли.
Мэриен села на стул, не снимая пальто, точно намеревалась его использовать как амортизатор для удара. Оба молчали и с гневной мольбой взирали на нее.
И тут Лен взревел:
– Боже ты мой, теперь ей, видите ли, взбрело в голову, чтобы я на ней
– Да что с тобой такое! – завопила Эйнсли. – Ты хочешь, чтобы твой сын вырос гомосексуалистом, а?
– Черт побери! Я вообще не хочу никакого сына! Я его и не хотел, это ты все подстроила, тебе надо было от него избавиться, есть же какие-то таблетки!
– Дело совсем не в
Лен забегал по комнате.
– Сколько они могут стоить? Я тебе куплю! Все что угодно. Но я на тебе
– Насколько я помню, все было совсем по-другому, – возразила Эйнсли, – и я была в таком состоянии, что я помню все намного яснее, чем ты. Словом, так, – продолжала она с неумолимой логикой, – ты думал, что ты меня соблазняешь. И в конце концов, это ведь тоже очень важно, не правда ли? Твои мотивы. Предположим, что ты меня и впрямь
У Лена исказилось лицо, он выдавил улыбку, казавшуюся жалкой пародией на циничный сарказм.
– Ты так же, как все они, демагогически жонглируешь словами, – заявил он дрожащим от злости голосом. – Ты выворачиваешь правду наизнанку. Давай-ка придерживаться фактов, моя дорогая! В действительности я тебя не
– А это
– Бога ради, ты можешь мыслить
Мэриен сидела молча, переводя взгляд то на него, то на нее, думая о том, что оба ведут себя как невменяемые. Но теперь она встряла в их перепалку:
– Вы не могли бы чуть потише? Наша домовладелица на первом этаже все услышит.
– Да
Эта новая идея прозвучала настолько кощунственно и в то же самое время смехотворно, что Эйнсли и Мэриен, не сговариваясь, испуганно и весело захихикали. Лен свирепо посмотрел на них. Это было уж слишком – его возмутило проявление женского высокомерия: мало того, что она с ним учудила, так еще и насмехается! Он сдернул пальто со спинки дивана и зашагал к выходу.
– Ты со своим проклятым поклонением культу плодородия можешь идти к черту! – заорал он, сбегая вниз по лестнице.