С тех пор как это началось, она все старалась сделать вид, будто с ней все нормально, что это неопасное заболевание, вроде чесотки, которая рано или поздно пройдет. Но теперь пришлось взглянуть правде в глаза: она решила, что настала пора с кем-то посоветоваться. Она уже рассказала об этом Дункану, но напрасно: он похоже, счел, что все нормально, а ее как раз особенно тревожило подозрение, что быть может, с ней отнюдь не все нормально. Вот почему она боялась рассказать об этом Питеру: он мог решить, что она просто чудит или невротичка.
Ну и, само собой, он бы задумался, стоит ли вообще на ней жениться; он вполне мог предложить отложить свадьбу до тех пор, пока она не вылечится. На его месте она бы именно так и поступила. Она даже представить себе не могла, что же ей делать, если после свадьбы ничего не пройдет и она уже не сможет это скрывать от Питера. Возможно, им придется есть разные блюда.
Она пила кофе и смотрела на нетронутый рисовый пудинг, когда вошла Эйнсли, одетая в поношенное зеленое платье-балахон. В последнее время она больше не напевала и не вязала; вместо этого она много читала, стараясь, по ее словам, пресечь проблему в зародыше. Прежде чем сесть за стол, она выставила обогащенные железом дрожжи, витаминизированные хлопья, проростки пшеницы, апельсиновый сок и бутылку слабительного.
– Эйнсли, – обратилась к ней Мэриен, – как, по-твоему, я нормальная?
– Нормальная не то же самое, что обычная, – загадочно изрекла Эйнсли. – Никто не нормален. – Она раскрыла книгу и углубилась в чтение, подчеркивая что-то на странице красным карандашом.
От Эйнсли в любом случае проку было мало. Еще пару месяцев назад она бы заявила, что у Мэриен что-то не так с сексуальной жизнью, что было бы смешно. Или что дело в некоей детской травме, например в том, что она нашла в салате гусеницу, или познакомилась с Леном, или пожалела цыпленка. Но насколько помнила Мэриен, ничего подобного в ее прошлом не было. Она никогда не ковырялась в еде: ее с детства приучили есть все, что лежит в тарелке, она даже не отказывалась есть оливки, или спаржу, или моллюсков, которые, как говорят, нужно
– Они говорят, что, в чем бы ни была причина поведения, корень проблемы в самом поведении, – наставляла ее Эйнсли. – Конечно, бывают и серьезные сбои. Если причина достаточно глубоко укоренена, пациенты попросту переключаются на новую зависимость, например с алкоголя на наркотики, или совершают самоубийство. Но мне нужно не лечение, а профилактика. Даже если его можно вылечить, если он
«Но бихевиоризм, – подумала Мэриен, – мне не поможет». Как он может повлиять на настолько неблагоприятное состояние? Если бы она была обжорой, тогда другое дело, но где же найти такие картинки, которые вызовут ассоциации с
Она мысленно перебрала всех людей, с кем можно было бы об этом поговорить. Офисные девственницы будут заинтригованы и наверняка захотят услышать ее исповедь, но вряд ли сумеют дать конструктивный совет. Кроме того, стоит рассказать одной, как об этом тут же узнают все, и ты даже не поймешь, как это дошло до ушей Питера. У нее были знакомые не только в офисе, но и в других городах, в других странах, и если изложить им ситуацию в письме, то это будет неопровержимый документ. Домовладелица… это самое ужасное. Она поведет себя как ее родня: напугается до смерти и не сможет посочувствовать. Они еще и начнут упрекать Мэриен во всех грехах за разлад естественных функций организма.
И она решила сходить в гости к Кларе и посоветоваться с ней. Надежда была слабой: Клара, понятное дело, не сможет предложить ей какое-то конкретное решение проблемы – но, по крайней мере, она ее выслушает. Мэриен заранее позвонила удостовериться, что подруга будет дома, и ушла с работы пораньше.
Клара сидела в манеже и играла со средней дочуркой. А самая маленькая спала в переносной люльке, стоящей на обеденном столе. Артура нигде не было видно.
– Я так рада, что ты зашла, – сказала Клара. – Джо сегодня в университете. Я сейчас выйду, сделаю нам чай. Элейн не нравится манеж, и я ее приучаю к нему.
– Давай я сама приготовлю чай, – предложила Мэриен. В ее представлении Клара была безнадежным инвалидом и ассоциировалась у нее с едой на подносе, которую приносят лежачим больным. – А ты оставайся тут.