Ландшафты мозга. Об удивительных искаженных картах нашего мозга и о том, как они ведут нас по жизни

Исследования с помощью фМРТ выявили роль карт мозга в функционировании рабочей памяти и тем самым помогли объяснить ее особенности. Исследования показали, что мы используем карту тела в моторной коре и карту звуковых частот в слуховой коре соответственно, чтобы вообразить, как мы произносим слова и как мы их слышим[203]. Вот почему трудно повторять в уме слова и одновременно с этим говорить или петь; реальная и воображаемая речь в значительной степени используют одни и те же участки мозга. Аналогичным образом, когда мы слушаем, как кто-то говорит, это мешает нам отображать звуки нашей внутренней речи с помощью слуховой коры. Короче говоря, эти области мозга могут обрабатывать реальные и воображаемые движения или звуки речи, но плохо справляются с тем и с другим одновременно.

Схожий процесс имеет место во второй форме рабочей памяти, которую мы используем для сохранения зрительной информации, такой как узор на ткани или расстановка фигур на шахматной доске[204]. Когда мы рассматриваем изображение, воссоздаем его в уме и сохраняем в рабочей памяти, активируется один и тот же участок зрительной карты мозга[205]. И как при звуках реальной речи нарушается рабочая память, основанная на внутренней речи, так способность удерживать в памяти изображение нарушается при рассматривании реального рисунка. Нейрональные отображения двух разных образов интерферируют друг с другом на зрительной карте мозга.

Воспоминания, рабочая память, восприятие истории и фантазия переносят нас в другие место и время, когда мы бодрствуем, но когда мы спим, работает иной тип воображения. Хотя сны и мысленные образы, намеренно создаваемые нами в дневное время, это не одно и то же, между ними есть родственная связь. Подобно воображению и воспоминаниям, сны запускаются сигналами из таких отделов мозга, как гиппокамп, использующих для отображения событий, действий, места и времени распределенное кодирование. И во всех случаях эти сигналы действуют через сенсорные и двигательные карты мозга, активируя их и заставляя нас переживать чувства и ощущать движения, хотя мы ничего такого не делаем. Как и мысленные образы, сны вызывают в мозге активность, соответствующую содержимому конкретного сна. Например, нейроны веретенообразной зоны лиц активируются, если мы видим во сне лицо[206].

Тот факт, что сны и воображение разыгрываются на картах мозга, указывает на большое значение этих структур, их зон и границ. Ландшафт мозга, который мы используем для восприятия мира, также формирует и искажает содержимое наших снов, памяти и фантазий. Например, именно поэтому даже во сне мы не видим, что происходит у нас за спиной. На наших зрительных картах нет территорий, отображающих пространство позади нас, и этого места нет ни в снах, ни в воображении.

На самом деле индивидуальные особенности карт мозга человека, такие как соотношение размеров отдельных зон на специфических картах, по-видимому, влияют на четкость мысленных образов. Поскольку на больших зрительных картах V1 отдельные нейроны обычно имеют маленькие рецептивные поля, люди со сравнительно большими картами V1 обычно отличаются более острым зрением или способностью различать более мелкие детали[207]. Примечательно, что люди с обширными картами V1 также часто имеют лучшую зрительную рабочую память и точнее определяют местоположение в зрительных мысленных образах[208].

Слабости мозговых карт могут объяснять, почему респонденты Гальтона так сильно различались по силе воображения. Но они не могут объяснить одного из его самых интригующих наблюдений: некоторые люди вообще не способны создавать мысленные образы. Гальтон писал: “К своему изумлению, я обнаружил, что значительное большинство ученых мужей, к которым я обратился в первую очередь, возразили, что мысленные образы им неведомы, и восприняли странным и нелепым, что я считал слова “мысленные образы” обозначением того, что, по моему мнению, знакомо всем людям. Они имели об их истинной природе не большее представление, чем не различающий цветов человек, не знающий о своем дефекте, имеет о природе цвета. У них был ментальный недостаток, о котором они не подозревали, и эти люди естественным образом полагали, что те, кто говорил о наличии у себя [этой способности], – выдумщики”[209].