Ларин Петр и волшебное зеркало

— Требучет, — сказал Пётр. — Это такое старинное оружие наподобие арбалета, только очень большое. Разница примерно такая же, как между ружьём и пушкой. Арбалет стреляет стрелами, а требучет — копьями…

— Ясно, — сказал Свисток, полностью удовлетворённый объяснением. — Ну, в меня-то он целиться не станет. Из пушки по воробьям не стреляют, и вообще… Я ведь не ем мяса, особенно драконьего.

Лысый коротышка продолжал скрипеть, взводя требучет. За то время, что он этим занимался, можно было пять раз добежать до вышки, вскарабкаться наверх и сбросить его оттуда, но Петру почему-то не хотелось этим заниматься. Несмотря на своё вздорное поведение, меткий стрелок только что спас ему жизнь, и забывать об этом не следовало. Кроме того, он совсем не казался Петру опасным или злым; коротышка просто испугался, что у него отнимут добычу.

— Извините, — крикнул Пётр, — нам не нужен ваш обед. Мы вам очень благодарны за спасение. К сожалению, мне нечем вас отблагодарить, кроме слов.

Произнося свою короткую речь, он сделал Маргарите знак рукой, чтобы та убралась наконец с головы поверженного дракона. Чайка недовольно крикнула, но подчинилась, заняв позицию на верхушке большого валуна.

Скрип взводимого требучета прекратился, и над перилами вышки снова возникла лысая яйцеобразная голова.

— Доброе слово и гайке приятно, — объявил странный коротышка. — Кто ты, путник? Как тебя занесло в эти гиблые места? Здесь не бывает чужаков, а наши сюда не приходят. Это остров Ссыльный, сюда никто не является по доброй воле. Но подождите, я сейчас спущусь, а то вам неудобно со мной разговаривать…

Сложенный из неотёсанных камней примитивный очаг отчаянно дымил. Налетавший порывами ветер забивал дым обратно в трубу, и тот расползался по тесной комнатушке, разъедая глаза и вызывая неудержимый кашель. Однако в очаге плясал живой огонь, и это было приятно. Потом дымоход прогрелся, тяга улучшилась, и дыма стало меньше.

Пётр сидел в старом, погнутом, местами связанном верёвками и какими-то проволочками складном металлическом шезлонге. Брезент сиденья давно истлел, и его заменила какая-то грубая шершавая шкура, скорее всего драконья. Сидеть было неудобно, но ветхий, рассыпающийся от старости шезлонг в этом доме, судя по всему, являлся самой удобной мебелью, предназначенной для хозяина да ещё для редких гостей — настолько редких, что, как понял Пётр, они были здесь первыми посетителями за долгие, долгие годы.

Жилище Кривошипа, как представился хозяин, было частично вырублено в скале, а частично сложено из валунов и накрыто срубленными в лесу ветками. Это была убогая хижина без единого окна, с низким дверным проёмом, закрывавшимся, как с удивлением убедился Пётр, куском покоробленного и потрескавшегося от времени толстого пластика. Пластик, хоть и сильно помутнел за долгие годы, всё ещё оставался полупрозрачным, так что дверь играла заодно роль окна. В длинных каменных нишах, тянувшихся вдоль стен, был грудами свален какой-то металлический хлам — ржавые шестерни, лопнувшие пружины, старые гайки с сорванной резьбой, непонятные трубки, муфты, шурупы и заржавленные гаечные ключи. Ведя разговор с гостями, хозяин непрерывно что-то делал руками — свинчивал, скручивал, сгибал, подгонял и совмещал. За проведённые на острове Ссыльном долгие годы он так стосковался по свежему собеседнику, что болтал без умолку, отвечая на все вопросы Петра раньше, чем тот успевал их задать.

Жену Кривошипа звали Шестерёнкой. Это было довольно странное имя, но Пётр не удивился: Острова есть Острова, тут и не такое случается. Эта пожилая дама отличалась от своего мужа только одеждой, отдалённо напоминавшей платье. В остальном же они были похожи как две капли воды, и даже голоса у них были почти одинаковые — скрипучие, как несмазанные дверные петли. Шестерёнка суетилась у очага, поджаривая на вертеле огромные куски драконьего мяса. Пётр никогда не думал, что драконов можно есть, но от очага распространялся такой аппетитный, дразнящий запах, что он решил попробовать — авось от одного кусочка не умрёт.

Кривошип даже не думал помогать жене. Он считал, что заслужил право на отдых, убив одним выстрелом из требучета славящегося своей живучестью дракона-охотника и обеспечив семью мясом на два месяца вперёд. Шестерёнка не возражала: похоже, она была искренне удивлена тем, что её супруг оказался таким удачливым охотником.