Ларин Петр и волшебное зеркало

— Куда катится мир? — скрипуче восклицал Кривошип, восседая на шатком трехногом табурете и ловко орудуя миниатюрными кусачками, искусно выполненными в форме драконьей морды. — Я говорил этим плешивым глупцам, именующим себя советом племени, что якшанье с двумя подозрительными чужеземцами не доведёт их до добра. Но они не захотели меня слушать! И где теперь совет племени? Где великий вождь Яйцеголовых, мудрый Коленвал? Упразднены, забыты, отправлены на свалку истории, как первый колёсный пароход! Где этот фигляр, верховный жрец Всеблагой Машины, этот кривляка Жиклёр? Стучит молотком по зубилу, ремонтируя железные корабли морской гвардии! Ха! По мне, так лучше прозябать на необитаемом острове, чем верой и правдой служить двум иноземным выскочкам! Тоже мне, Королева и Верховный Маг! Тьфу!

Он засунул кусачки в кармашек на поясе, достал из другого кармашка маленькую отвёртку и принялся раздражённо развинчивать то, что пять минут назад старательно свинтил.

— Простите, — воспользовавшись паузой, осторожно спросил Пётр, — а за что, если не секрет, вас сослали на необитаемый остров?

— Да какие уж тут секреты! — вместо мужа ответила Шестерёнка. — Вот за это и сослали. За то, что слишком много говорил. Он говорил, а другие слушали. И нашёлся кто-то, кто шепнул пару слов на ушко Коленвалу и Жиклёру, а те решили, что нас надо убрать от греха подальше.

— Это политика, — с видом эксперта изрёк Свисток, поудобнее устраиваясь у Петра на коленях.

Кривошип внимательно, с прищуром посмотрел на него, задумчиво поигрывая отвёрткой.

— Какой любопытный агрегат, — сказал он Петру.

— Но-но, потише! Я не агрегат! — испугался Свисток.

— Он не агрегат, — подтвердил Пётр. — Он живой.

— Какая занятная зверушка, — с тем же выражением произнёс Кривошип.

Маргарита, сидевшая на краю заваленного пыльными железками верстака, издала звук, похожий на хихиканье, и Свисток свирепо покосился в её сторону.

— Твоя зверушка права, — сказал Кривошип, с сожалением отводя взгляд от блестящего надраенной медью Свистка. Он снова принялся ковыряться отвёрткой в своём странном рукоделье, напоминавшем механизм не то стенных часов, не то какой-то сложной заводной игрушки. — Это была политика. Но теперь всё это в прошлом. Нет у Яйцеголовых теперь ни политики, ни политиков, а есть только работа от зари до зари. И что это за работа! Они теперь только и делают, что чинят корабли да смазывают суставы морским гвардейцам. Разве может быть что-то глупее железных солдат, несущих службу в открытом море? Я говорил им!.. Я говорил, что солдат надо делать из пластика или хотя бы покрывать резиной. Но разве они стали меня слушать? Нет, нет и нет! Они посадили меня на утлый плот, сделанный из четырёх бензиновых бочек, вывели из гавани и пустили по волнам, как ненужный мусор! Они плевали мне вслед с борта своей посудины! Они… А, да пожрёт тебя ржавчина!

Последние слова Кривошипа относились к пружине, которая, как живая, выскочила у него из-под рук и с мелодичным звоном улетела в приоткрытую дверь.

— Я принесу, — поспешно сказал Свисток и по ноге Петра живо соскользнул на пол. Похоже, он готов был на что угодно, лишь бы держаться подальше от отвёртки Кривошипа и в особенности от его маленьких кусачек в виде драконьей головы.

Кривошип проводил его заинтересованным взглядом.

— Занятная зверушка, — повторил он задумчиво. — Я бы дорого отдал за возможность хорошенько в ней покопаться. Может, сменяешь на что-нибудь? У меня есть отличная канистра, почти не ржавая. Если замазать дырочки смолой, в ней можно хранить воду. Есть совсем целый шарикоподшипник, и ещё…

— Извините, — перебил его Пётр. — Свисток — мой друг, и этим всё сказано.

— Тем лучше! — обрадовался Кривошип. — Разве ты не знаешь, что друзья для того и существуют, чтобы их продавали? Не знаешь? Ну да, ты же ещё очень молод, у тебя молоко на губах не обсохло… Что ж, подожди, пока твой друг продаст тебя. Может, тогда поумнеешь…

Пётр подумал, что у старика, наверное, была очень трудная жизнь, если он так странно относится к дружбе.

— Я не понимаю одного, — сказал он, переводя разговор на другую тему. — Как получилось, что на Островах все пользуются магией, а у вас на родине о ней ничего неизвестно?