Ларин Петр и волшебное зеркало

Волна подхватила его и с размаху швырнула на камни. Пётр успел повернуться вперёд ногами, но удар всё равно был так силен, что едва не вышиб из него дух. Захлебываясь солёной водой, ничего не видя перед собой, Пётр боролся с течением, которое норовило утащить его на утыканное острыми скалами дно, размозжить о камни и унести обратно в открытое море. Волны били и колотили его, норовя переломать кости, захлестнуть с головой и не дать вынырнуть за спасительным глотком воздуха, горло горело от солёной воды. Пётр не знал, где Маргарита, цел ли Свисток и что стало со шлюпкой. Потом под руку ему попала расщеплённая вдоль доска. Доска была выкрашена в небесно-голубой цвет; Пётр понял, что со шлюпкой покончено, и вцепился в обломок обеими руками, чтобы не утонуть.

Волны долго забавлялись с ним, швыряя из стороны в сторону, как набитый тряпками мяч. В конце концов им наскучила эта жестокая игра; очередная волна мягко подхватила Петра, стремительно пронесла по узкому проходу между рифов и откатилась, оставив его, избитого и задыхающегося, на мокром прибрежном песке. Кашляя и отплёвываясь, Пётр с трудом поднялся на четвереньки. Очередная волна ударила его в спину, пытаясь повалить, но он вцепился обеими руками в мелкий, утекающий между пальцами вместе с водой песок, зарылся в него носками сапог, и волна разочарованно схлынула. Пётр тяжело поднялся, шатаясь, отбежал подальше от линии прибоя и упал на тёплую землю, щетинившуюся пучками жёсткой, выгоревшей на солнце травы. Вокруг стояла непроглядная темень, но тумана больше не было, и, перевернувшись на спину, Пётр увидел над собой незнакомые созвездия — крупные и мохнатые, как осенние астры, звёзды Островов. Тёплый ночной воздух пах сухими травами, сосновой хвоей и морской солью. Пётр немного полежал на спине, вдыхая этот восхитительный запах суши, а потом поднялся и побрёл вперёд: начинался прилив, и ему хотелось уйти как можно дальше от воды.

Увязая в мелком песке, он поднялся по какому-то невидимому в темноте склону. Запах хвои усилился. Пётр услышал шум ветра в кронах и стрекотание каких-то ночных насекомых, нащупал вытянутой рукой шершавый сосновый ствол и сел, устало привалившись к нему спиной.

Его разбудил солнечный луч, пробившийся сквозь крону старой разлапистой сосны и окрасивший тьму под сомкнутыми веками в алый цвет. Пётр открыл глаза, щурясь от яркого света, и осмотрелся.

Он лежал под старой корявой сосной, которую десятилетиями гнули и ломали штормы. Прямо перед ним был пологий песчаный склон, поросший редкими пучками жёсткой травы, спускавшийся к утыканному острыми рифами морю. Волны бились в берег, на воде плавало рваное грязно-белое кружево пены, вал мёртвых коричневых водорослей отмечал верхнюю точку прилива. Волны играли голубыми щепками, и Пётр понял, что эти щепки — всё, что осталось от его шлюпки. Он сидел на гребне невысокой, схваченной корнями десятка сосен песчаной дюны и смотрел на море. В сотне метров от берега по-прежнему стояла плотная, неподвижная стена густого тумана, такая ровная, словно туман обрезали огромным ножом. Этот туман ставил Петра в тупик: он просто не мог иметь естественное происхождение, а магия вблизи Материка теряла силу, превращаясь в пустой звук, в надувательство, каким считал её ссыльный Яйцеголовый по имени Кривошип.

Не вставая, Пётр похлопал себя по карманам. Свистка в карманах не оказалось. Не было его и поблизости. Маргариты тоже нигде не было видно, хотя Пётр и сомневался в том, что чайка могла утонуть. Тем не менее ему стало ужасно одиноко и тоскливо. С тяжёлым вздохом Пётр поднялся на ноги, обернулся и бросил первый взгляд в глубь Мёртвого Материка.

То, что он увидел, заставило его упасть на четвереньки, а потом и вовсе лечь на живот и отползти под прикрытие соснового ствола, как будто он был солдатом, угодившим под обстрел. Сердце у Петра бешено колотилось, едва не выскакивая из груди, щёки онемели, а по рукам и груди волнами пробегали мурашки.

Берег, на который его выбросил ночной шторм, не был побережьем Мёртвого Материка. Это был крошечный, не более полукилометра в длину и сотни метров в ширину, окружённый острыми рифами островок — просто песчаная дюна посреди залива, утыканная старыми скрюченными соснами и заваленная вдоль берега сухим серебристо-серым плавником. За островком расстилалась широкая спокойная бухта, на берегу которой Пётр разглядел какие-то строения — серые, местами грязно-белые, с рядами чёрных окон. Кое-где в оконных проёмах блестело, отражая солнечный свет, пыльное стекло. Город имел нежилой, заброшенный вид, хотя подробностей Пётр не мог различить — слишком велико было расстояние.

Но в данный момент Петра интересовал не город.