Ларочка

В результате, вместо депутатского мандата, Ларисе достались высокая, но странноватая должность зама директора ЦБПЗ по связям с общественностью и роман с отцом неудавшегося самоубийцы. Образовался какой-то зыбкий якобы любовный треугольник. Ларису забавляло ее положение. От младшего Бабича она отдалилась в силу хотя бы того, что переехала на десятый этаж. «Отношения» у них прекратились, но вместе с тем и в какой-то степени сохранились. Формального выяснения, кто они теперь друг другу, не было, потому что и раньше это не было никак оговорено. Про непримененную бритву Лариса знала, но делала вид, что не знает. Лариса иногда, как бы по забывчивости, награждала его каким-нибудь ничтожным поручением. И он с каменным лицом его выполнял.

Лариса говорила Агапеевой, с которой она вновь сошлась на почве переселения своих предков в Подмосковье: «Я и не представляла себе, до какой степени там все было так всерьез». Под покровом вялотекущего, производственного, по сути, романчика, оказывается, копились и гудели подлинные страсти.

Забавно.

Воображение Ларисы не воспламенялось от этого открытия.

Старший Бабич в отличие от сына был бодр, щедр, эпизодичен, это все плюсы, и единственное, в чем они были с сыном похожи, – ревнив. Но ревность у него была совсем не того рода, что у сына. Она не скапливалась, как яд, чтобы вспухнуть одним нарывом в конце истории, она бурлила периодически, как гейзер. Старший был толстокож во всех отношениях, кроме этого. Тут он был утонченнейший мазохист. Он постоянно выяснял у Ларисы, в какой бы компании они ни оказались, было ли у нее что-то с кем-нибудь из присутствующих мужчин. Лариса считала ниже своего достоинства притворяться и спокойно, если даже не охотно, излагала своему брутальному ухажеру детали отношений со своими прежними.

Он бледнел, шел пятнами, хрустел деревом подлокотников, грыз соперников глазами. До настоящего скандала никогда не доходило – был предупрежден, что это не будет потерплено. Мясник страдал, но крепился. Все те мужчины, про которых Ларисе нечего было рассказать в связи с собой, напрочь переставали его интересовать.

Она чувствовала, что ходит вроде как бы по краю пропасти, Бабич иной раз наливался кровью так, что, казалось, мог бы просто лопнуть или ткнуть вилкой в глаз добродушно подмигивающего Милована, даже не подозревающего, какой силы ненависть он возбуждает в этом человеке и, главное, в связи с чем.

Лариса и сама не знала, зачем именно так ведет себя с мясником. Щекотала себе нервы? Виделась себе Настасьей Филипповной всего ЦБПЗ?

Впрочем, со временем ревнивые взрывы становились все больше рутиной жизни. Если гранаты, залетающие в ваш окоп, все как одна не взрываются, перестаешь их бояться. Но иной раз и обезвреженный боеприпас бабахает.

Лариса не отдавала себе отчета, по какой причине ее мясник, поколбасившись, всегда скисает. А был один компонент в ее поведении, игравший роль реактива, нейтрализующего ярость ревности. И впервые она (абсолютно неосознанно) применила его в самый первый день в «Славянском базаре», когда, как казалось ей, она прощалась со своей неудавшейся политической карьерой (черт с ней, дрянью!) и начинала свой «чистый понедельник». В конце концов, у нее есть сын, интересная и нужная (она даже в это начала верить) работа, живые родители – первый признак счастья по Аристотелю, как любил повторять античный Тойво. Как смешно и ничтожно было ее суетливое копошение в попытках прыгнуть на грязную, скользкую подножку политического трамвайчика. Втереться в толпу тупых, подлых, ничтожных людишек. Именно в этот момент, после трех рюмок коньяка, и подкатил к ней Бабич-старший с вопросом о Бабиче-младшем. Ой, сколько смешного выяснилось тут же. Оказывается, отец был совершенно не в курсе подлинных отношений Ларисы с ее верным оруженосцем.

Да, конечно, спали когда-то, несколько раз, не помню, и как-то не в этом было дело.

С тех пор так и повелось. Лариса легко и свободно признавалась в том, как и с кем жила, и ей было наплевать на чувства старшего Бабича, как матроне, разоблачающейся в своих термах перед банным рабом. И добродушно, в сущности, посмеивалась над постельным героизмом своих партнеров. Почти никогда смех ее не был злым и уничижающим, она вспоминала не позорные, а забавные повороты. Но такова уж природа смеха, что он уничтожает эрос. Никогда не шутите в постели. Секс – дело серьезное.

И так продолжалось не один месяц. Они не жили вместе, потому что у Бабича-старшего была семья. Но даже если бы у него не было семьи, они все равно не жили бы вместе.

Младший обо всем догадывался. Лариса иногда думала, что, может быть, он подумывает, как бы ему зарезать отца. Но даже такие мысли ее особо не развлекали.

Кроме того, у Ларисы тоже теперь была семья. Она вырвала из трясины белорусского национализма своего аутичного сына и поселила у Лиона Ивановича, согласившегося взять над ним руководство. Причин было две – большая квартира и полное стариковское одиночество. Лариса после этого всем говорила, что она теперь живет с сыном, не уточняя точных очертаний этой ситуации.