– Нет. Конечно, нет… – в тот момент Шах сама не понимала, почему так рьяно защищает предателя-мужа, наверное, по какой-то глупой привычке, инерции. Само собой выходило. Отношения с Жаком развалились на два временных куска – до предательства и после, и в том, что происходило до, девушка до сих пор не могла обвинить кого-то, кроме себя самой. Даже предательство видела результатом собственной вины.
– Так в чем тогда же была проблема? Почему он измывался над тобой? – настойчиво поинтересовался Холли-Билли, а Шах даже обиделась. «Измывался» – и это заявляет ей убийца со стажем, которому содрать с человека кожу, что апельсин почистить!
– Жак не измывался, наоборот, старался помочь. Он очень хотел, чтобы я ему соответствовала, чтобы ему не было стыдно за меня. Он направлял мою жизнь, помогал совершенствоваться.
– И как же он это делал? – с ироничной улыбкой поинтересовался охотник и медленно провел ладонью по ноге Шах, от колена до стопы, мягко продавил пальцами свод, от чего мысли девушки сбились, уж слишком приятными оказались ощущения.
Но она все еще пыталась спорить, получилось отрывисто и совершенно неубедительно.
– Он оградил меня от ненужных контактов и занятий… от работы, которая не приносила мне удовлетворения… от друзей, которым на самом деле… ах…
Она закусила губу и дернулась, когда вместо пальцев охотника стопы коснулись его губы. Они переместились на пальчики, прошлись по каждому, даже по тому, отбитому с не до конца выровнявшимся ноготком.
– Да ну? – не поверил словам Холли-Билли, оставив ножку Шах в покое. – Ты сама-то в это веришь?
– Во что? – отрывисто выдохнула девушка.
– В то, что твоя работа, твои увлечения и друзья были ненужными. В то, что некто выкинул в помойку твою собственную жизнь, заставил пресмыкаться – и это хорошо?
– Не говори так, пожалуйста, я ведь сама сделала свой выбор, – испуганно затараторила Шахерезада, боясь, что собеседник снова ее поцелует и тогда… что тогда, девушка представляла смутно. Странный коктейль из тревоги и возбуждения, который она только что испытала, пока скорее пугал, нежели вдохновлял. А еще этот разговор ни о чем…
– Выбор сделали за тебя. Моя мать, она тоже была такой – несчастной, забитой и покорной. Мой отчим измывался над ней, а она терпела. Он бил и насиловал ее…
– А ты? – вырвалось у Шах непроизвольно.
– А что я? Мне было пять, у отчима была бейсбольная бита, которой он загонял меня под кровать, вынуждая молча слушать крики, стоны и неистовый скрип старых пружин.
– Как ужасно… Со мной такого не было, – покачала головой Шахерезада.
– Просто у тебя нет детей. Возможно, они посмотрели бы на твою жизнь иначе, – спокойно отозвался Холли-Билли. – Когда мне исполнилось семь, я решился защитить мать. Отчим взбесился, схватил со стола пластиковую вилку и воткнул мне в глаз. Он целые сутки не позволял матери отвезти меня в больницу. Я чудом выжил – из-за заражения пришлось делать операцию, половина лица сгнила заживо. Когда меня выписали из больницы, мать плакала, а отчим ухмылялся, он считал, что я получил по заслугам… В тот день я дал себе слово, что однажды уберу с его рожи эту чертову ухмылку.
– Ты его выполнил? – на автомате спросила Шах, понимая, что совершенно не желает знать ответ, но было поздно.
– Да. В пятнадцать. Тогда, в день рожденья отчим вознамериться сделать меня настоящим мужиком. Отвел в сарай, где держал в клетках шиншилл, достал приготовленного на убой зверька и дал мне свой нож. Он хотел, чтобы я взял эту маленькую, теплую тварь и содрал с нее шкурку живьем. Конечно, я этого сделать не смог. Отчим дико разозлился, вырвал у меня шиншиллу, чтобы показать, как надо действовать… Он на миг повернулся ко мне спиной, и я больше не ждал – разбил ему голову колуном для дров. Потом подобрал нож, распорол гаду глотку от уха до уха, сорвал с него лицо и отдал соседской цепной собаке, чтобы сожрала эту дрянь вместе с поганой ухмылкой… Навсегда. А на следующий день я отправился на кастинг Ласковых Игр.
Повисла напряженная, гнетущая пауза. Пораженная в самое сердце Шах попыталась разрядить обстановку. Вышло неумело, зато честно:
– У меня тоже была… шиншилла. Я очень любила ее, но однажды забыла закрыть клетку и она… выпала из окна.
– Какая жалость, – Холли-Билли выглядел абсолютно спокойным. Он склонил голову к плечу и, чуть заметно улыбаясь, пристально посмотрел на девушку. – Шиншиллы хорошие животные, они никому не делают зла. Ладно, уже холодает, пойдем спать.
Он бережно снял ноги Шах с собственных плеч и выбрался из ванной. Девушка проводила охотника туманным взглядом, но последовала не сразу. Услышанное камнем придавило к пластиковому дну. Вокруг было тихо-тихо. Жутко.
Безмолвие нарушил дроид. Он сгреб манипулятором вещи Холли-Билли и потащил их в хозблок. Второй робот попытался схватить полотенце, но Шах выбралась из все еще теплой воды, забрала, обмоталась, мелкими неуверенными шажками посеменила в спальную.