Ласковые игры

Само собой, Шах боролась с собой не из-за соседей. Она до последнего пыталась сдерживать взрывающие тело ощущения и плавящие душу эмоции. Не справилась. Застонала в голос, когда наглые губы охотника добрались до самого чувствительного и сокровенного. Низ живота превратился в жаркую печь, наполнился изнутри бушующим пламенем, жаждущим прорваться наружу огненной лавиной. Как выдержать все это? Где взять силы? Девушка заскребла ногтями по полу, выгибаясь, подрагивая, трепеща. Она уже не разбирала, что – пальцы, губы, волосы, – и где касалось ее. Жесткие светлые пряди щекотали внутренние стороны разведенных бедер, сильные руки то сжимали щиколотки, то упирались под колени, чтобы закинуть ноги Шах выше и развести шире… А губы… Губы терзали и мучили податливое женское тело со всей сладостью, нежностью и настойчивостью… И Шахерезада до последнего боялась признаться себе, что с ней действительно произошло то, чего она хотела, что скрывала в самых грязных и порочных по ее мнению мыслях, никоим образом невозможных к исполнению в жизни… Никогда. Даже в самом страшном кошмаре. Даже в самом сладком сне…

А потом она взорвалась, захлебываясь криком, безнадежно пытаясь вцепиться непослушными пальцами в ковролин на полу. О, небо! За что он с ней так? Ведь это все мимолетно, все неправда… Сильные руки удержали дрожащие женские бедра, не дав им сомкнуться, закрыться – так Шахерезада намеревалась спрятаться от растекающихся по телу ручейков раскаленной лавы. Ощущения заставляли млеть и немного пугали – тело теперь жило своей жизнью, не подчинялось, не слушалось. Руки и ноги – вата. Легкие, переполненные воздухом, замерли на вдохе. Глаза невозможно открыть. Они сами собой закатываются и не желают смотреть на мир, будто там, на темной стороне век продолжается запретное действо, раз за разом, вновь и вновь. Искры, вспышки, наслаждение, такое острое, невыносимое, почти граничащее с болью…

Наконец охотник сжалился. Отпустил, позволив крепко стиснуть бедра. Шах с трудом разомкнула глаза, села, чувствуя, как жар и краска заливают ее с головы до пят. Стало стыдно за собственную чувствительность, за несдержанность. В тот миг Шахерезаде показалось, что она выглядит глупо и жалко. Она ведь не роскошная красавица из эротического фильма, не популярная секси-дива… Она орала, стонала, дергалась и тряслась от оргазма – ох, и ужасно, наверное, все это выглядело со стороны… Надумав себе опять невесть чего, под конец Шах ляпнула самую глупую и неуместную в данной ситуации фразу:

– Я теперь… тоже… должна тебе…

– Забудь, ты ничего никому не должна, – невозмутимо отмахнулся Холли-Билли, поднялся, подал руку девушке, усадил на кровать.

– Но… я ведь, а ты не… – никак не унималась Шахерезада, ее упрямство даже возмутило охотника.

– Какие «но»? Я твоя жертва, поэтому должен страдать и мучиться… от неудовлетворенности в том числе, – заявил он, а ошалевшая Шах не сразу поняла, серьезно он говорит или издевается.

– Но это же так неправильно, если мужчина не получил удовольствия… Это против природы, это так…

– Слушай, милая, вот сейчас ты реально насилуешь мой мозг своими сектантскими бреднями. Я сейчас будто Святому Протери отлизал…

Последняя фраза так живо и ярко представилась Шах, что она не выдержала и истерически рассмеялась. Для постижения творящегося абсурда нервов уже не хватало. Откинувшись спиной на кровать, она еще долго то смеялась, то плакала, будучи не в силах справиться с эмоциями.

Шахерезада ровным счетом ничего не понимала, совершенно запуталась, завязла в происходящем. Старые ориентиры, навязанные еще Жаком, уже сбились, но и проложить себе новый путь она пока не могла. Слишком сложно было понять эту новую правду, что пытался донести до нее Холли-Билли, принять новую себя – притягательную, свободную и желанную. Может, охотник ошибается? Или ошибается она сама, принимая за симпатию банальное любопытство, экспериментаторский дух?

А ведь она даже не заметила, что осталась в комнате одна. Шах стало досадно до слез. Почему она, вместо того, чтобы продолжать предаваться удовольствиям, в очередной раз грузится из-за собственной несостоятельности? «А потому! Потому, – ехидно пропел внутренний скептик голосом подлого муженька, – что ты переоцениваешь себя, это же объективно! А Холли-Билли просто экспериментирует, проводит над тобой опыты. Ему плевать на тебя, он тебя не хочет. Ты для него не женщина – морская свинка, лабораторная крыса, шиншилла…»

– Нет! – в голос возразила Шах. – Это не так.

Она резво вскочила с кровати и покинула спальную. Хватит! Пора расставить все точки над «и»…

Охотник отыскался в гостиной. Он сидел на зеленом диване и тянул из бутылки алкоголь. Откуда взял? Напротив, в стене виднелись полки разоренного потайного бара.

– Я думал, ты спишь? – поинтересовался так, будто ничего не случилось. – Что с тобой, милая? На тебе лица нет.

– Я не шиншилла, – тихо сказала девушка.

– Что, прости?

– Я не шиншилла.

– Конечно, нет, – мужчина удивленно вскинул брови, при этом он прекрасно понимал суть происходящего – блеск глаза выдавал.