– Она, – глаз Холли-Билли опасно сверкнул, прищурился, и девушка испуганно сжалась, сообразив, что сказала и подумала что-то не то. – Луиза была моей соседкой, ровесницей. Еще в материнской утробе она попала личиком в тяжи и родилась не такой как все. Глаза без век, развороченная носоглотка, зубы наружу, ведь губ то нет – разошлись пополам и в стороны… Она росла со мной и была для всех монстром, а для меня одной из самых прекрасных девушек, что рождались когда-либо в этом гребаном мире. Пока сисястые суки фоткали свои жопы для инстограмма, она собирала деньги больным детям, пристраивала в добрые руки недобитых котят и кормила по вечерам нищих. Моя первая любовь – я помереть за нее был готов, а она любила всех, кроме меня. Потому что она была доброй, а я злым. Потому что бил тех, кто говорил о ней плохо, кто смел раззявить свой поганый рот и заикнуться о ее внешности. Однажды, когда какая-то очередная погань стала тявкать что-то по поводу Луизиного лица, я принес из дома тот самый нож отчима, мне за это потом хорошенько попало, но оно того стоило. Тогда, с оружием в руках, я объявил во всеуслышание, что если хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь еще рискнет заикнуться об этом, то все они – вся улица, весь район, вся Аска – будут ходить с такими же, как у Луизы, лицами. Уж я постараюсь и морды их поганые ножиком подправлю…. И все заткнулись. Время шло, мы росли, вскоре я тайно дрался в ринге на подростковых уличных боях и таскал деньги луизиным родителям на операции. Потом ушел на Игры и снова отдал ей то, что заработал. Я думал, она оплатит очередную пластику, но Луиза не хотела брать деньги, я настаивал – она уперлась. В итоге – открыла детский фонд. Потом еще один. Стала писать статьи, выпускать газеты… Меня она избегала – добро не любит водить дел со злом. Даже деньги больше не брала. Никогда. А однажды к нам приехал Дарвин Сазерлендский, принц, известный филантроп и борец против Игр в Аске. Он много сил приложил, чтобы Игры закрыли ввиду их чрезмерной жестокости – наивный. Тогда он собрал нас, охотников, на встречу и принялся читать мораль. А сам приперся с какой-то безмозглой потаскухой-старлеткой под ручку. Помнишь ту малолетнюю суку, которая сделала себе имя, потрясая в клипе голой задницей под пошленький мотивчик? Луиза тоже пришла на встречу, встала в углу с фотоаппаратом незаметной тенью, как всегда делала. Тогда я выкрикнул этому принцу прямо в лицо: «Ты пришел учить нас морали под ручку со шлюшкой?» и послал его ко всем чертям. Он не обозлился, даже бровью не дернул, только спросил, тихо так, настойчиво: «Я пришел со знаменитостью. С кем я по-твоему должен ходить, охотник?» Я разозлился еще больше и в сердцах указал на Луизу. Он взглянул на нее, и пропал. Аккуратненько вытянул руку из цепких лап своей спутницы, отстранил ее и к Луизе подошел. На колено перед ней опустился, в глаза ее неземные, небесные взглянул и говорит: «Так это вы учредительница фонда СПАСИ? Я много о вас читал и слышал, но не знал что вы в жизни такая…прекрасная» …и увез мою Луизу в свой Сазерленд. Вот так все и кончилось, верно и правильно. И теперь Луиза счастлива и любима, ведь иначе просто не могло быть.
– Как в сказке, – всхлипывая, прошептала Шах. С ее сентиментальностью выдержать подобную историю без слез было нереально. – А ты? – заикаясь, спросила она, наконец.
– Что я?
– Как же ты?
– Я рад, что все так сложилось. Пусть принадлежит тому с кем действительно хорошо. Что поделать, такова свобода выбора. И ее, и моего. Я понимаю, что там, в гребаном Сазерленде Луизина сказка продолжилась хэппи-эндом, таким, какой она заслужила. Да будет так.
– Удивительная история, – Шах скривила рот в глупой гримасе-улыбке, пытаясь сдержать подступившую волну рыданий, – у….удивительная… – она подавилась мощным всхлипом. И закрыла лицо руками.
– Реви-реви, – тяжелая рука Холли-Билли мягко опустилась на трясущиеся плечи девушки, – ты безумно красивая, когда ревешь.
От комплимента Шахерезада зарыдала еще громче. Услышанная история поразила, напалмом выжгла ее изнутри, заставив ощутить себя маленькой серой и никчемной. Бледной молью, с восторгом летящей на огонь. Все внутренние компасы сбились, выстраиваемые годами иерархии и градации рассыпались в прах. Перед глазами стоял лишь черно-белый, неровный, гордый профиль Сазерлендской принцессы, увиденный мельком в одной из газет. И если раньше он вызвал бы у Шах лишь сочувствие и отвращение, то теперь сквозь него сочился яркий свет, уплотнялся вокруг сияющим нимбом. Теперь Шах все поняла, ну, может не все, но многое. Главное, она поняла, что хотел донести до нее Холли-Билли. Суть красоты. Настоящую, истинную суть.
– Красивая? – она оторвала от лица руки и повернулась к охотнику, отчаянно скользнула взглядом по его лицу, светлым волосам, мятой коже возле отсутствующего глаза. – Не смотри на меня так… Мне далеко до любой красоты, я знаю. Непреодолимо далеко…