Как, оказывается, страшна безысходность. А она еще ревела из-за обидок Жака? Из-за того, что он сравнивал ее с тощеногими, шарогрудыми моделями, однотипными, словно клоны. Грудь можно накачать силиконом, слить в клинике жир с ляжек, но что делать перед истинным совершенством? Как конкурировать с женщиной, которую любят не за ноги и не за сиськи? Сердце ведь силиконом не накачаешь, и не пересадишь душу… Как ровняться с ней? Чем мериться? Да и стоит ли… даже завидовать стыдно…
– У тебя что, первой любви не было? – разгадал сомнения собеседницы Холли-Билли.
– Б-была, вроде.
«Вроде». Какое гадкое, омерзительное слово! Она даже не помнит, нет… не знает, была ли у нее первая любовь. Может, это был мальчишка-сосед, за которым она украдкой наблюдала из окна отцовского дома. Или парень с соседней парты – он был веселый, добрый, но Шах, испугавшись отцовского неодобрения, закончила отношения на паре робких поцелуев…
– Вот и успокойся. С первой любовью почти всегда так. До слез. И услышь меня, в конце концов! Ты мне нравишься! И ты красивая, Шах, самая красивая, просто запуталась, веру в себя потеряла – поэтому сомневаешься. И душа у тебя прекрасная. Не продолбай ее на этих чертовых Играх, ладно? А прошлое отпусти и забудь. Нет его, рассыпалось в прах!
– Ладно, – девушка застыла, как змея перед факиром. Она еще никогда не видела Холли-Билли таким. Таким открытым, искренним и безопасным. Желанным. Она больше не стеснялась его и не боялась. Она поняла. Истину. А еще, ей безумно захотелось его поцеловать.
И она не стала медлить – потянулась к охотнику первая. Новое забытье утопило реальность в розовых волнах нежности. Для Шах это было высшей формой близости между мужчиной и женщиной – всепоглощающие доверие, нежность и тепло. И она целовалась, будто в первый раз, как бунтарка, с пьяным восторгом, как непокорная школьница, сбежавшая на свидание, несмотря на родительские запреты…
Они торопились, поэтому быстро покинули дерево-шатер. Гостеприимные ветви вяло качнулись, провожая неспокойных гостей.
Идти получилось недолго. В лиловом небе собиралась гроза. Дождь еще не прорвался к земле, но черные животы туч уже набухли, готовые вот-вот разродиться тугими струями. Пришлось вновь искать пристанище и подниматься на скалы так высоко, как только возможно.
Убежищем послужила пещера. К ней не вели тропы, поэтому выглядела она вполне безопасно. Внутри оказалось сухо и пусто – каменные стены, не по-природному ровный пол. Возможно, пещеру вырубили в скале искусственно…
– Как ты попал на Игры? Зачем? – спросила Дина, разглядывая, как секут землю первые резкие капли. Вопрос мучил ее уже давно, как только их с Киллджо пути сошлись возле поверженного Сальвареса.
– Отец отправил.
– За что?
– Не за что, а для чего, – поправил парень. – Набраться ума-разума.
Странный ответ не дал зверолюдке нужного понимания, но она не стала расспрашивать дальше. Ей показалось, что своим ответом Киллджо и так разгласил слишком многое. Тольку пытать, да и не к чему. И все же она не удержалась от комментария, немного едкого, возможно:
– Мой отец так бы не поступил.
– Твой отец? – охотник заинтересованно вскинул брови. – Я всегда полагал, что зверолюды не знают своих отцов и до совершеннолетия живут с матерями.
– Мой отец был человеком.
– Что? Бред. Все знают, что люди и зверолюды не могут иметь общего потомства.
– Мой отец был человеком, – сурово пригнув голову, повторила Дина, и в глазах ее сверкнуло злое упрямство. – Приходил к нам в лес, дарил еду и игрушки. Никто в него не верил, но он был! Я совершенно точно это знаю!
– Был, так был, как хочешь, – не стал спорить охотник. Всякое ведь может быть – ну, забредал в лес какой-нибудь натуралист, любитель животных, подкармливал от щедрот душевных зверолюдский молодняк, вот и привязались. А там и до легенды недалеко… про отца.
Дина задумчиво отвернулась ко входу, стала наблюдать за дождем. Он растянулся длинными линиями, перечеркнул реальность, оставив нетронутым лишь пространство пещеры. Отца она помнила хорошо. Высокий, угловатый, сухощавый, он носил на носу круглые очки и пах какой-то невозможной химией. Он улыбался и трепал по голове, приносил странные человечьи игрушки – мягких медведей и кукол, которых Дина, будучи не в силах совладать с охотничьими инстинктами, быстро растрепывала в лоскутки. Отец был, и каждый, кто пытался оспорить его существование, рисковал оказаться врагом… Зверолюдка искоса взглянула на Киллджо – хорошо, что он не стал с ней спорить, – и быстро перевела тему разговора:
– Ты знаешь Вончеса? Откуда?
– Этот твой Вончес – человек из личной гвардии Правой Руки Президента. Там он числился под другой фамилией, но лицо слишком похожее.
– Понятно, – кивнула зверолюдка. Схожесть Вончеса с «гвардейцем» высокой шишки не говорила ей почти ни о чем.
– Надо бы отдохнуть, – после недолгой паузы сделал вывод охотник, кивая на беснующийся снаружи ливень. – Сама природа намекает…