Лавка дядюшки Лика

Но все это великолепие пан Малаш оценил гораздо позднее, а пока он все никак не мог придти в себя – к горлу подступил комок, а на глаза непроизвольно навернулись слезы – все стены веранды были увешаны его картинами. Тут было все то, что купил у него за последние годы дядюшка Лик: десятки холстов разного размера – пейзажи, портреты, натюрморты и даже пара эскизов. Ноги у пана Малаша сделались ватными, он переставлял их как-то неуклюже, пытаясь поворачиваться от стены к стене, потом совершенно обессилев от нахлынувших эмоций опустился в кресло, но тут же вскочил, обнял пани Фламу, и взяв ее за руку, отправился в гостиную. Там он подошел к дядюшке Лику, заключил его в объятия, и повторяя «Спасибо! Спасибо!» простоял так не меньше пяти минут. Дядюшка Лик весело поглядывал на нас из-за плеча пана Малаша, похлопывая того по спине, и видно было, что ему чрезвычайно приятно это проявление простой человеческой благодарности.

Наконец мы уселись за стол, пани Флама сняла с тарелок с закусками и салатниц белые тканые салфетки, предложила нам начинать, а сама убежала на кухню, откуда вскоре вернулась, неся в одной руке запотевший старинный граненый графин с водкой, а в другой – приземистый пузатенький с наливкой. Лафитники стояли у каждого прибора и пани Флама предложила выпить «со знакомством», как она выразилась, что мы и сделали, а затем принялись с удовольствием, ни с чем не сравнимым, поглощать простые, но необыкновенно вкусные деревенские закуски. Колбаса и брынза собственного приготовления, грибочки, пупырчатые огурчики и фаршированные помидоры домашнего посола, зелень прямо с грядок – из покупного на столе были только хлеб и водка.

Закусив после второй рюмки, мы отпросились у хозяйки выйти покурить и отправились на веранду, а пани Флама принялась хлопотать у стола, освобождая его центр, куда поставила, сбегав предварительно на кухню, довольно толстую деревянную подставку. Выкурив по сигарете, мы вернулись за стол и тут из кухни появилась хозяйка, неся в руках внушительных размеров кастрюлю, плотно закрытую крышкой, поверх которой лежал половник. «Ну, закусили, теперь и пообедать неплохо бы» – смеясь сказала она, открыла кастрюлю и нам в нос ударил ни с чем не сравнимый запах настоящего украинского борща. «Одна из любимых шуток моего отца: Любите вчерашний борщ? Приходите к нам завтра. Так это то самое и есть – я его вчера приготовила, как чувствовала» – с этими словами пани Флама выудила из темно-красной огненной гущи большой кусок мяса на кости и выложила его в глубокую тарелку. Потом она быстро разделила его на четыре не совсем равные части – один небольшой кусок и три других, довольно внушительных размеров, разложила по тарелкам и наливая в каждую наваристого борща, передавала нам.

Пан Малаш попросил слова, понял свой лафитник, наполненный водкой, очень прочувствованно произнес короткий тост: «Я счастлив!», и затем в гостиной воцарилось молчание, которое прерывали лишь редкие глухие постукивания деревянных ложек о края тарелок. Через некоторое время все с одинаковым выражением блаженства на лицах откинулись на спинки стульев, наслаждаясь послевкусием и по очереди искренно восхищаясь мастерством хозяйки, на что она с шутливой снисходительностью реагировала, но было видно, что наши комплименты доставляют ей удовольствие.

Чай пани Флама накрыла на веранде, на стеклянном столике. К чаю полагалось варенье нескольких сортов, естественно, домашней варки, а на краю стола стояла бутылка отменного армянского коньяка, купленного никак не раньше, чем лет двадцать назад, и пузатые бокалы к нему. Дядюшка Лик достал из кармана пачку каких-то коричневых в меру тонких сигарет, назвал их сигариллами, сказав, что, мол, привезли из-за границы, таких в Москве не купить, и угостил всех нас.

Пан Малаш не курил, но вот пани Флама, как выяснилось, не отказывала себе иногда в этом удовольствии, но прежде чем достать из протянутой ей пачки сигариллу, испросила разрешения именно у него, сказав буквально так, но без всякого кокетства: «Если пан Малаш не против». Наш подопечный приятно удивился, кивком головы дал свое согласие, дядюшка Лик разлил на дно пузатых бокалов темно-коричневой с красноватым отливом жидкости, аромат которой разнесся по веранде, мы сделали по глотку, закурили и отдались послеобеденному наслаждению, погрузившись каждый в собственные мысли.

Церковь