Одна изъ комнатъ ихъ дома выходила окномъ на улицу. Вотъ у этого-то окна она обыкновенно садится въ сумерки и думаетъ свою горькую думу. Нтъ ничего утомительне, какъ не спать по ночамъ ожидая кого нибудь. Стараясь развлечься, она поглядываетъ на прихожихъ, на противоположныя окна, гд иной разъ появляются какіе-то лица, и воображеніе ея начинаетъ разыгрываться. Ей хочется знать, какія тамъ комнаты; неужели такія же скучныя, какъ и та, въ которой она сидитъ; кто и какъ тамъ живетъ; видятъ ли ее жильцы того дома и радуются ли ея появленію у окна, какъ она радуется, глядя на нихъ и чувствуя себя, какъ будто не совсмъ одинокой. Она такъ долго смотритъ на какую-то кривую трубу, что ей наконецъ представляется, что это не труба, а какая-то страшная рожа; рожа хмурится на нее и старается заглянуть въ комнату. Двочка немного успокаивается, когда наступившая темнота скрываетъ это пугало отъ ея глазъ. Однако, когда фонарщикъ зажигаетъ фонарь и этимъ напоминаетъ ей, что уже поздно, ей становится еще грустнй и какъ-то жутко оставаться одной въ темной комнат. Она со страхомъ оглядывается назадъ и, убдившись, что все благополучно, никто не стоить за ея спиной, снова принимается смотрть на улицу. Вотъ кто-то несетъ гробъ; за нимъ молча слдуютъ нсколько человкъ: они спшатъ къ тому дому, гд лежитъ покойникъ. Двочка вздрагиваетъ, мысли ея принимаютъ еще боле грустное направленіе; ей живо представляется осунувшееся лицо ддушки, его дряхлая походка, мутный взглядъ; сердце замираетъ отъ ужаса. Что, если онъ умретъ, что, если онъ внезапно заболетъ и его привезутъ мертваго, или, что еще хуже, возвратясь какъ нибудь домой, онъ благословитъ ее и поцлуетъ, какъ и всегда и въ то время, какъ она, ничего не подозрвая, будетъ спать и видть веселые сны, онъ лишить себя жизни и кровь его заструится по полу и потечетъ до самой ея двери. Нтъ, это невыносимо! Она старается отогнать назойливыя мысли и опять глядитъ въ окно: теперь и тутъ ей нечмъ развлечься: уличная жизнь мало-по-малу стихаетъ. Лавки закрываются, сосди ложатся спать, судя по огонькамъ, мелькающимъ то тамъ, то сямъ въ верхнихъ этажахъ. Изъ одной только лавки пріятный красноватый свтъ падаетъ на мостовую, но и онъ вскор исчезаетъ и на улиц становится темно, тихо и безлюдно, разв послышатся торопливые шаги одинокаго прохожаго, да запоздавшій сосдъ безцеремонно забарабанитъ въ свою дверь, требуя, чтобы его впустили домой.
Поздно ночью Нелли запираетъ окно и ощупью пробирается внизъ. Ей страшно, ей кажется, что она непремнно встртить на лстниц одного изъ тхъ уродовъ, которые стоятъ внизу, въ лавк, и часто тревожатъ ее во сн. Но вотъ она входитъ въ свою хорошенькую комнатку, освщенную изящной лампой, и нервы ея успокаиваются. Она становится на колни и долго и горячо молится Богу, она просить Его успокоить ддушку, возвратить имъ прежнее счастье, да такъ въ слезахъ и засыпаетъ, а чуть-свтъ уже вскакиваетъ съ постели; ей чудится, что ддушка звонить и ждетъ, чтобы она отворила дверь.
Дня три спустя посл свиданія Нелли съ женой Квильпа, старикъ — ему совсмъ нездоровилось — сказалъ внучк, что онъ въ эту ночь не выйдетъ изъ дома. При этомъ извстіи Нелли вспыхнула отъ радости, но лишь только она взглянула на дда, на его страдальческое лицо, глаза ея отуманились грустью.
— Два дня, цлыхъ два дня прошло съ тхъ поръ, а онъ и глазъ не кажетъ! молвилъ старюсь подавленнымъ голосомъ. — Что онъ теб говорилъ, дитятко?
— Да то самое, что я вамъ передавала, ддушка.
— Такъ, такъ! А ты все-таки повтори, Нелли, что онъ тогда теб сказалъ, память начинаетъ мн измнять. Неужто онъ такъ-таки ничего не веллъ передать, кром того, что придетъ повидаться со мной дня черезъ два или три?
— Ни одного слова, ддушка. Да, если хотите, я могу завтра опять къ нему сходить. Я живо сбгаю, къ завтраку вернусь домой.
— Напрасно, говоритъ старикъ. — Это ни къ чему не поведетъ. Онъ тяжело вздохнулъ и обнялъ двочку. — Если онъ броситъ меня теперь, когда я могъ бы, съ его помощью, вернуть все, что потерялъ, могъ бы вознаградить себя за пережитыя муки — он-то и довели меня до такого ужаснаго состоянія — я совсмъ пропаду, а главное, вмсто того, чтобы сдлать тебя богатой, о чемъ я только и хлопоталъ, я оставлю тебя нищей. Господи! неужели намъ придется идти по міру.
— Что за бда! весело воскликнула двочка. — Лучше быть нищими, да счастливыми!
— Нищими, да счастливыми! Ты сама не знаешь, что говоришь, голубка моя!
— Нтъ, я знаю, что говорю, милый ддушка. Въ тысячу разъ лучше побираться, или въ пот лица добывать себ насущный кусокъ хлба, чмъ жить такъ, какъ мы теперь живемъ.
Двочка совсмъ преобразилась. Слова ея дышатъ энергіей, личико раскраснлось, голосъ дрожитъ.
— Что съ тобой, что ты говоришь? удивился старикъ.