Поддавшись веяниям Нового курса, Лавкрафт как минимум в личной переписке защищал его от ударов с обоих политических фронтов. Справа, конечно, поливали огнем интенсивнее, и даже в родном Провиденсе это ощущалось. Весной 1935 года консервативный
«Итак, будучи преданным почитателем новостных и литературных стандартов „Журнала“ и „Вестника“, подписчиком в третьем поколении без иных источников информационной подкормки, воспитанником потомственных республиканцев и консерваторов, отправитель протестует против пассажей мэтра редактуры и его столь умилительной тревоги за гражданские свободы. Как хотелось бы узреть в ней вдумчивый анализ с учетом исторической подоплеки и глубинной, а не поверхностной человеческой природы, и с мерилом посерьезнее условностей и современных обычаев – вместо этого перед нами предстают лишь инстинктивно ощетинившиеся капитал и его апостолы»16
.Довольно непредвиденным последствием экономического кризиса стало еще и то, что Лавкрафт отвлекся от прочих социальных проблем. Шестого декабря 1933 года была отменена восемнадцатая поправка к конституции, вводившая сухой закон. К тому моменту Лавкрафт уже минимум полтора года в него не верил17
, но лишь, по его словам, из-за неисполнимости принудительного запрета на спиртное:«Что касается запрета, поначалу я его поддерживал, а в целом всегда стою за то, чтобы хождение ядовитого зелья
Отмена сухого закона не обрадовала Лавкрафта, однако любопытно, как эта «сравнительно некрупная крыса» контрастирует с его метанием громов и молний в отношении спиртного пятнадцатью годами ранее.