Лавкрафт: История Жизни

встряхивая & подталкивая своими мерзкими трезубцами. Целые пятнадцать

лет - ах, больше - [прошло] с тех пор, как я видел "полуночников", но и по сей

день, когда я в полусне & смутно дрейфую по морю воспоминаний детства,

меня охватывает страх... & я инстинктивно пытаюсь не уснуть . Такова была

моя личная молитва тогда, в '96 - каждую ночь - не спать & отогнать

полуночников!

Так началась карьера одного из великих сновидцев - или, придумаем для этого

феномена новый термин, кошмаровидцев - в истории литературы. Пускай после этого

письма пройдет еще десять лет, - а значит целых тридцать лет после кошмарных снов, -

прежде чем он опишет полуночников в своей работе, в его детских сновидениях уже

отчетливо видны концептуальные и художественные зачатки будущих рассказов:

космический фон; крайне экстравагантная природа зловредных созданий (в более

позднем письме он описывает их как "черных, тощих, эластичных тварей с оголенными,

шипастыми хвостами, перепончатыми крыльями и совсем без лиц!"), столь отличных от

традиционных демонов, вампиров и призраков; и беспомощная пассивность

протогониста, брошенного на милости сил, бесконечно более могущественных, чем он.

Разумеется, Лавкрафту понадобится немало времени, чтобы воплотить все это в

фантастической литературе; но при подобных снах с столь юном возрасте - а в

последний год своей жизни он признавался, что "даже наихудшие [из более поздних

кошмаров] бледны по сравнению с подлинным продуктом 1896", - его литературная

карьера начинает казаться неминуемо предрешенной.

Появление подобных снов и общее мрачное или подавленное настроение должно быть

заставило семью Лавкрафта - в особенности его мать - забеспокоиться о его психическом

и физическом здоровье. Лавкрафт часто упоминает о путешествии на запад Род-

Айленда, совершенном в 1896 г., хотя и не говорит о его цели или результате. Трудно не

поверить, что поездка в отчие края была, хотя бы отчасти, продиктована попыткой

избавить его от кошмаров и общего недомогания. А, возможно, и вся семья - овдовевший

Уиппл, осиротевшие дочери Лили, Сюзи и Энни, - нуждалась в забвении. (Поездка

совершалась не ради захоронения Роби в Фостере, ибо она упокоилась на родовом

участке кладбища Суон-Пойнт).

Лавкрафт описывает двухнедельное пребывание на ферме Джеймса Уитона Филлипса

(1830-1901), старшего брата Уиппла, на Джонсон-роуд в Фостере. Не совсем ясно, кто его

сопровождал, но несомненно, что мать должна была поехать с ним, а, возможно, и обе

тетки. Старинный дом, угнездившийся у холма, рядом с лугом, по которому бежал

извилистый ручей, несомненно, потрафлял как любви Лавкрафта к сельским пейзажам,

так и его растущему интересу к древностям; но куда более поразительное событие

ознаменовало для Лавкрафта, наверное, первую конкретную победу над своим личным

врагом, - временем:

В 1896, когда мне было шесть лет, меня отвезли погостить в ту часть

западного Род-Айленда, откуда вел начало род моей матери; и здесь [мы]

повстречали престарелую даму - миссис Вуд, дочь мятежного офицера в том

прискорбном бунте против законной власти Его Величества, - что с

надлежащей гордостью праздновала свой сотый день рождения. Миссис Вуд

родилась в 1796 году и могла ходить и говорить, когда Вашингтон испустил

последний вздох. И вот, в 1896, я беседовал с ней - с тем, кто общался с людьми

в париках и треуголках и учился по учебникам с длинным s! Как не юн я был,

мысль об этом одарила меня потрясающим ощущением космической победы

над Временем...

Но близкий контакт с человеком, что успел пожить в излюбленном Лавкрафтом

восемнадцатом столетии, не произвел бы такого впечатления, не будь Лавкрафт уже