Лавкрафт: История Жизни

пленен восемнадцатым веком при помощи книг из "темной, безоконной чердачной

комнаты" в доме 454 по Энджелл-стрит. Не совсем ясно, в каком возрасте Лавкрафт

начал наведываться туда; предположительно, это случилось где-то в возрасте пяти или

шести лет. В 1931 г. он утверждал: "думаю, я, наверное, единственное живое существо,

для коего выговор 18 столетия действительно прозаический и поэтический родной

язык", поясняя, как же так вышло:

Дома все книжные шкафы в библиотеке, гостиных, столовой и т.д. были

набиты обычным викторианским хламом, [а] большая часть старичков в

коричневой коже... была изгнана в безоконную комнатку на третьем этаже,

где имелись полки. Но что делал я? Да поднимался со свечами и керосиновой

лампой в ту мрачную и затемненную надземную крипту - оставляя за собой

залитые солнцем нижние этажи 19-го века и пробираясь сквозь десятилетия

назад, в конец 17-го, 18-ое и начало 19-го столетий с помощью бессчетных

ветхих и разваливающихся томов всех размеров и видов - Спектатора , Тэтлера ,

Гардиана , Айдлера , Рамблера , Драйдена, Поупа, Томсона, Янга, Тикелла,

Гесиода Кука, Овидия разных переводов, Горация и Федра Френсиса &c., &c., &c.

Чудо, что Лавкрафт не сжег дом дотла. Он добавляет: "слава Боже, они и по сей день у

меня как главные украшения моей собственной скромной коллекции"; и верно, - его

библиотечка книг восемнадцатого века (некоторые из них, разумеется, были

приобретены позднее) впечатляет. Из приведенного перечня и по книгам в его

библиотеке ясно, что в литературе восемнадцатого века его особенно привлекали

поэзия и документальная проза. Он часто упоминает, что тогдашние романисты

привлекают его гораздо меньше, и однажды замечает, что сторона восемнадцатого века,

представленная Филдингом, была "стороной, по которой м-р Эддисон, др. Джонсон, м-р

Каупер, м-р Томсон и все мои лучшие друзья одновременно ненавидели и сокрушались".

Без сомнения, сексуальная откровенность Филдинга, шутовство Смоллетта и полное

ниспровержение рационализма восемнадцатого столетия, представленное Стерном, не

могли понравиться ни юного, ни взрослого Лавкрафта.

Пристрастие к восемнадцатому веку, особенно к его поэзии, косвенно привело к еще

более важному литературному и философскому увлечению: к античности. В шесть лет

Лавкрафт прочел "Книгу чудес" (1852) и "Тэнглвудские рассказы" (1853) Готорна и по

собственному признанию был "восхищен мифами Эллады даже в их онеметченной

форме" ("Исповедь Неверующего"). По сути Лавкрафт здесь повторяет предисловие

Готорна к "Книге чудес": "В настоящей версии [мифы] многое могли утратить... и,

возможно, приобрести готический или романтический облик". Они изложены в

разговорной манере: каждый миф пересказывается группе детей студентом колледжа

Юстасом Брайтом. Хотя большинство мифов изначально греческие, похоже, что Готорн

многое позаимствовал из "Метаморфоз" Овидия. От Готорна Лавкрафт естественным

образом перешел к "Веку преданий" Томаса Булфинча (1855).

Примерно тогда же он, наконец, наткнулся на сами "Метаморфозы", причем в том виде,

что удачно сочетал его расцветающую любовь к античным мифам с уже существующим

теплым отношением к поэзии восемнадцатого века. В библиотеке его деда имелось

издание "Овидия Гарта" - это роскошного перевода "Метаморфоз" от 1717 г.,

составленного сэром Сэмюелем Гартом, что взял отдельные части опубликованных

ранее переводов (Драйден полностью перевел книги первую и двенадцатую и частично

другие; Конгрев перевел часть книги десятой) и поручил поэтам как прославленным

(Поуп, Аддисон, Гей, Николас Роу), так и надежно забытым (Лоуренс Юсден, Артур

Мэйнуоринг, Сэмюэл Кроксолл, Джеймс Вернон, Джон Озелл), восполнить недостающее.

Итогом стало буйство изысканных ямбических пятистопных стихов - нескончаемый

поток из тысяч и тысяч строк. Неудивительно, что "десятисложный ритм, похоже, задел

во мне некую отзывчивую струнку, и я тотчас же влюбился в этот размер. .".

Погружение Лавкрафта в мир античности проходило не только через посредство книг.