"А выходит другое. Выходит, к чему-то готовишься. Может, к свободе?" - он гладил затылок. "Нет, - я ответила с размаху, - то есть да, но я, я - человек свободный". - "Давно ли?" - он уточнял деловито. "С рождения", - теперь, ответив достойно, я опустила глаза. "Приятное исключение, чего не скажешь о других, - голосом он выделил гадко, - о тех, которые ничего не возомнили и знают - что почем. Уж они-то мешочки не готовят, потому что варежками здесь не откупишься, - он поднял к носу и сморщился от помойного запаха. - Кстати, мне довелось прочесть одну теорию, сейчас не вспомню ни автора, ни названия, но общий смысл тот, что ад, - дознаватель улыбнулся тонко, - одно из тех трансцендентных пространств, каковые либо существуют для всех, либо вовсе ни для кого. Этот автор вывернул так, дескать, ни единый праведник, - он ткнул в меня кривым указательным пальцем, - узнай он о существовании ада, не насладится собственным райским бессмертием. Не-ет, прижизненная безгрешность ни при чем, тем более здесь среди вас, где нет и не может быть праведников. Откуда взяться! Все измазаны, - словно нюхая варежку, он протянул брезгливо, Единственное, что еще попадается, - сострадание, прогрызливый червячок, точит изнутри. Впрочем, теории, и эта - не исключение, плохи именно тем, что они не каноничны. Любая из них отдает душком обновленчества, для многих он - хуже серы". Я слушала, вникая с трудом. Знакомые слова, произнесенные глумливым голосом, не ложились в привычные гнезда. "Уж сколько их, готовых отдать свою душу, - тем же пальцем он очертил вокруг себя аккуратный и ровный круг, - лишь бы соблюсти предписанные каноны..." - "Отдать вам?" - я спросила, и он мгновенно понял. "Мы ни при чем. Каноны - дело житейское. Нет, - он махнул рукой, - не по нашей епархии". Стараясь не выдать голосом, я смиряла страх. "Тогда по...?" - "По чьей? - он помогал услужливо. - Ну, если отвечать попросту, здесь, у вас - это дело власти". - "Но власть, разве?.." - "Брось! он отмахнулся зло. - Давно-о я замечаю эту паскудную манеру, валить на нас, как на мертвых. На самом деле всегда побеждают те каноны, ревнители которых ловчее договорятся с властями. В эти мелочи мы не вникаем. Договорились, и ладушки. Уж я-то помню, как юлили и те, и эти, только где уж там обновленцам, маловато хитрости!" Я слушала и не смела возразить. Он говорил так, будто знал мои тайные мысли, в которых я, стоя у самого края, боялась признаться. В этих мыслях стоял победивший патриарх Сергий - в поклоне перед безбожной властью. За ним, в свой черед, клали поклоны другие. Карты, расставленные домиком, они падали и падали, стоило качнуться одному. Словно воочию, я видела шаткую колоду. Сидящий напротив проникал в мой мозг легко и свободно, словно читал с исписанного листа. "Не-ет, - он пригладил пробор и покачал головой, - я, как частное лицо, никак не одобряю обновленцев. Сотрудничать с большевиками! Однако если уж, как говорится, цыплят по осени, то праведные, церковные цыплята, с нашей точки зрения, вышли ничуть не хуже. Что в лоб, что по лбу, но! - он воздел острый палец. - Честное имя этого патриарха возносили на литургиях в полном каноническом соответствии. А, в сущности, не случись англиканского архиепископа, вря-яд ли славный Генералиссимус завел бы волынку с патриаршеством! А тут, оп! - все одно к одному, и договорились славно: мы вам невмешательство в вашу литургическую жизнь, а уж вы нам - вечную патриаршую поддержку в нашей внутренней, но, особенно, внешней политике. Нормальный ход. Наши - в дамки, ваших нет. И где они - ау-у! романтики-обновленцы!". - "У патриарха не было выбора", - слезы бессилия вскипали в уголках глаз. "У него, но не у тебя. А значит - мы подходим к главному".