Лаврентий Берия и Сталин

Берия ответил мне прагматически: «Потому что у нас нет производственно-опытной базы. Всё висит на одной «Электросиле». А у американцев сотни фирм с мощной базой» (Лаврентий Павлович под конец жизни начал понимать, какая сила заключена в присущей капитализму конкуренции множества производственных фирм и научных коллективов. – Б.С.)…

Он подал мне руку. Она была пухлая, чуть влажная и мертвенно-холодная. Только в этот момент я, кажется, осознал, что говорю с глазу на глаз со страшным человеком. До этого мне это не приходило в голову, и я держался совершенно свободно».

Подозреваю, что страшным человеком Берию академик, как и подавляющее большинство советских граждан, стал считать только после 1953 года. Поэтому и казалось Андрею Дмитриевичу в ту пору, когда работал над мемуарами, что рука у собеседника была холодная, как у дьявола. Первую же советскую водородную бомбу испытали в августе 53-го, уже после ареста Берии.

Надо заметить, что в период руководства Спецкомитетом Берия не забывал и об узниках ГУЛАГа, хотя уже и не имел прямого отношения к МВД. Так, 8 июля 1949 года он направил докладную записку в Бюро Совмина, где, основываясь на данных союзного МВД, с тревогой писал: «В настоящее время заключенные снабжаются продовольствием по сниженным во время войны суточным нормам, содержащим в среднем 2660 калорий, тогда как до войны средняя калорийность суточного пайка составляла 3378 калорий… В целях повышения производительности труда заключенных МВД предлагает увеличить норму хлеба с 800 до 900 граммов в день (против довоенной 1100 граммов), а по остальным продуктам питания восстановить довоенную норму».

Конечно, не только человеколюбие заставило Лаврентия Павловича поддержать предложение прежнего своего заместителя С. Н. Круглова об улучшении питания зэков. Ведь многие из них были заняты на строительстве атомных объектов, а голодный рабочий много не наработает.

Советский атомный проект стал выдающимся достижением разведки, научно-технической мысли и промышленного производства. Да, добытые агентурой данные были поистине уникальными, позволившими сократить время создания атомной бомбы лет на 5–10. Но чтобы их использовать, нужен был научно-технический и промышленный потенциал, которым Советский Союз тогда уже обладал. Если считать с момента, когда началась его практическая реализация в промышленном масштабе, т. е. со времени создания Спецкомитета в августе 45-го, создание атомной бомбы заняло четыре года, т. е. почти столько же, сколько у американцев. В США «Манхэттенский проект» с момента перехода его в практическую стадию (условно рубежом здесь можно принять назначение руководителем проекта 17 сентября 1942 года военного администратора генерала Лесли Гровса) и до первых испытаний «Малыша» в июле 1945 года прошло чуть меньше трех лет.

Новые интриги, новые репрессии

Сосредоточившись на атомном проекте, Берия временно был оттеснен от решения политических вопросов. Новым фаворитом Сталина стал Андрей Александрович Жданов, ставший его фактическим заместителем по партии и главным идеологом. Выдвижению Жданова способствовал брак его сына Юрия с дочерью Сталина Светланой. Сталин всерьез рассматривал его в качестве своего преемника. Алексей Александрович Кузнецов, бывший 1-й секретарь Ленинградского обкома и горкома партии, в марте 1946 года был произведён в секретари ЦК и назначен курировать МГБ и МВД, тогда как МГБ возглавил близкий к «ленинградцам» Абакумов. Михаил Иванович Родионов, бывший секретарь Горьковского обкома и член ленинградской группировки, в 1946 году возглавил Совет министров РСФСР. Также председатель Госплана Николай Алексеевич Вознесенский в 1947 году был переведён из кандидатов в члены Политбюро. При этом функции Госплана значительно расширились. Однако Сталин вскоре разочаровался в новых выдвиженцах. Жданов много пил, и в последние два года жизни был практически недееспособен. После его смерти, последовавшей в августе 1948 года на почве алкоголизма, Сталин расправился со «ждановцами» в руководстве.