Лавсаик Святой Горы

Монахом той же обители был недавно скончавшийся в своем заблуждении духовник Матфей[159], строитель Кератейского монастыря. Несколько лет провел он столпником на одиноком утесе прямо против Симонопетры, в крохотной келье, ныне совсем развалившейся.

Несмотря на трудности, переживаемые монастырем в наши дни, величественный облик его, как и само нахождение в месте, овеянном духом пустынножительства, возводит душу к горнему. И всякий, кто взбирается сюда крутой и извилистой тропой, поневоле признаёт здешних отцов подвижниками. Путь в Симонопетру, как и в оба скита Святой Анны, «большой» и «малый», — это путь на Голгофу. На нем (а с некоторых пор и на тех двух) установлены проскинитарии, увековечившие чудо с малодушными путниками[160].

Панорама монастыря, который в буквальном смысле касается неба, поражает с первого взгляда.

Старец архимандрит Иероним, настоятель монастыря Симонопетра, 1957 г.

Когда же паломник, поднявшись от пристани, приближается к нему вплотную, то замирает в восхищении от дерзновенной отваги строителей. И в безмолвии недоумевает, вперяя взор то в заоблачную высь, то в разверзшуюся под ногами бездну: как созидалось все это с невероятным риском для жизни? Да, по-человечески подобное предприятие кажется и впрямь неосуществимым. Но, когда сила человеков изнемогает, а сердечное расположение их колеблется, в дело вступает Сам Бог, сверхъестественно творящий волю Свою. По преданию, преподобный Симон, задумав устроить монастырь, несколько ночей кряду видел над местом его безмолвия светозарную звезду, напоминавшую о приближении Рождества Христова. Когда святой старец призвал строителей осмотреть скалу, они устрашились высоты и думали уже отказаться от работы, не слушая его уверений, что дело сие от Бога. Тогда преподобный, по вдохновению свыше, обратился к бывшему при нем иноку: «Ступай, чадо, принеси немного вина, дабы нам угостить братий сих, утружденных восхождением». Тот повиновался и принес вина в глиняном сосуде, но, прежде чем успел предложить угощение, незримая сила низвергла его в расселину глубиною свыше пятидесяти саженей. Однако по промыслу Божию инок нимало не пострадал, и даже хрупкий сосуд в руках его остался цел, не потеряв ни капли. При виде такого чуда строители воспрянули духом и решили, невзирая ни на что, возвести здесь монастырь. Так создалась, и притом без единого смертного случая, обитель, которую первоначальник ее называл «Новый Вифлеем».

Монастырь Симонопетра, ок. 1930 г.

Но и теперь многие посетители Симонопетры, страдающие головокружениями, опасаются выходить на балконы ее корпусов, привычно именуемые здесь сушильнями. Стоя над трехсотпятидесятиметровым обрывом, всякий человек познаёт Божие всемогущество и свою малость. А паломник-монах благословляет приснопамятных строителей, чье создание уже много веков выдерживает разрушительное действие времени, и безмерно смиряется сердцем, вспоминая сына сербского деспота Иоанна Углеши[161], который подвизался здесь послушником и терпеливо сносил поношения старца-огородника за то, что по неопытности выпалывал фасоль и оставлял сорняки. Да, поистине блаженна эпоха, когда монашеская ряса ценилась выше царской порфиры! Ныне же во всеуслышание заявляется, что монастыри бесполезны, а потому их надо упразднить. И заявления эти исходят от людей образованных, «национально мыслящих», которые могли бы знать, что дали народу монастыри и монашество, однако мечут громы и молнии против этого священного установления, укреплявшего дух нации во времена иноверного рабства. Итак, пусть до основания сокрушаются монастыри, а взамен возводятся здания масонских лож и игорных заведений во славу «передовой цивилизации»! Пусть исчезнут как «анахронизмы» места поклонения, а мы удовольствуемся карнавальными шествиями и конкурсами красоты! Пусть прекратится духовное окормление мирян монахами-отшельниками, ведь для воспитания молодежи есть у нас футбольные матчи и полуобнаженные фотомодели! И пусть не на что будет опереться властям предержащим, когда захотят они обуздать разгул безбожия и преградить путь коммунизму!