Lebens-Ansichten des Katers Murr / Житейские воззрения кота Мурра

– Ваша светлость, – продолжала Бенцон, – несомненно одно: Крейслер оказал такое сильное впечатление на принцессу, что она стала испытывать в его присутствии странную тоску, неизъяснимый страх – словом, разнородные чувства, способные развиться в гибельную страсть. Возможно, что принц был настолько проницателен, чтобы заметить это. Крейслер при первой же встрече отнесся к нему с враждебной иронией – естественно, что принц увидел в нем противника, от которого нужно было отделаться решительным образом: отсюда как результат ненависти ревности и оскорбленного самолюбия, создался кровавый план, благодаря Богу, не удавшийся. Правда, все это еще не объясняет быстрого отъезда принца, как сказано, тут кроется еще другая тайна. Юлия рассказала мне, что принц бежал, будучи устрашен портретом, который ему показал Крейслер. Ну, как бы там ни было, Крейслера больше здесь нет и кризис принцессы миновал! Поверьте, ваша светлость, если бы Крейслер оставался здесь, в груди принцессы вспыхнуло бы пламя страстной любви к нему, и она предпочла бы лучше умереть, чем отдать свою руку принцу. Теперь все складывается совершенно иначе: принц Гектор возвращается сюда, и брак его с принцессой вознаградит нас за все заботы.

– Скажите! – воскликнул князь гневно. – Скажите, Бенцон, какова наглость презренного музыканта! В него влюбится принцесса, из-за него отвергнет предложение прекраснейшего принца! Ah, 1е coquin! Теперь я понимаю вас, мейстер Абрагам, вполне понимаю! Вы должны раз навсегда избавить меня от этого злополучного человека!

– Излишни всякие меры, которые мог бы по этому поводу предложить мудрейший мейстер Абрагам, – возразила советница, – должные предосторожности уже приняты. Крейслер находится в аббатстве Канцгейм, и, как мне пишет аббат Хризостомус, вероятно, отречется от мира и вступит в орден. В удобную минуту я уже сообщила об этом принцессе, и, так как она не выказала при этом никакого особенного волнения, можно поручиться, что опасный кризис миновал.

– Чудная, прекрасная женщина! – воскликнул князь. – Какое великодушие выказываете вы по отношению ко мне и к моим детям! Как неукоснительно печетесь вы о благе и процветании моего дома!

– В самом деле? – сказала Бенцон с горечью в голосе. – Я забочусь о вас? Я всегда могла заботиться о ваших детях?

Бенцон произнесла последние слова с особенным выражением, князь молча посмотрел перед собой и поиграл перстами сложенных рук. Потом он тихонько пробормотал:

– Анжела! Все еще нет никаких следов? Неужели она исчезла навсегда?

– Да, – отвечала Бенцон, – и я опасаюсь, что несчастный ребенок сделался жертвой какой-нибудь гнусности. Говорили, будто бы видели ее в Венеции, но это, вероятно, ошибка. Признайтесь, князь, с вашей стороны было жестоко, бессердечно оторвать ребенка от груди матери и отправить его в безутешное изгнание! Никогда не могла я залечить рану, нанесенную вами так хладнокровно!

– Бенцон, – проговорил князь, – разве я не назначил вам и ребенку ежегодную солидную пенсию? Мог ли я сделать что-нибудь еще? Если бы Анжела осталась с нами, я каждую минуту мог бы опасаться, что наши faiblesses будут обнаружены, и спокойствие нашего дома будет нарушено самым неприятным образом! Вы знаете княгиню, добрейшая моя Бенцон! Вы знаете, что нередко у нее бывают странные причуды.

– Значит, – сказала Бенцон, – ежегодная пенсия вполне вознаграждает мать за всю ее муку, за всю ее скорбь и тоску об утраченном ребенке? Нет, князь, можно было иным способом вознаградить и успокоить огорченную мать!

Князь был приведен в смущение взглядом Бенцон и тоном, которым она произнесла последние слова.

– Достойнейшая женщина, – начал он смущенно, – к чему эти странные выдумки? Разве вы не уверены, что и для меня бесследное исчезновение нашей милой Анжелы в высшей степени неприятно и огорчительно? Должно быть, она теперь милая, приятная девица, ибо родилась она от прекрасных, изящных родителей.

Снова князь нежно поцеловал руку Бенцон, но советница быстро ее отняла и, устремляя на князя сверкающий пристальный взгляд, прошептала ему на ухо:

– Признайтесь же, князь, вы поступили несправедливо, жестоко, когда настаивали на необходимости удалить ребенка. Ваша обязанность не отклонять теперь желание, исполнение которого я сочту до известной степени вознаграждением за все мое долгое горе!

– Бенцон, – возразил князь голосом, еще более тихим, чем прежде, – добрая, милая Бенцон, быть может, наша Анжела еще найдется! Я предприму героические меры, чтобы исполнить ваши желания, достойнейшая женщина! Я доверюсь мейстеру Абрагаму, я посоветуюсь с ним. Он разумный, опытный человек, быть может, он будет в состоянии оказать помощь.