Lebens-Ansichten des Katers Murr / Житейские воззрения кота Мурра

– А вы, фрейлейн Юлия, не заметили фигуры, прошмыгнувшей мимо нас? – спросил в свою очередь лейб-егерь. – Не знаю, право, сам, что и подумать: вот уже несколько дней, как здесь по вечерам бродит кто-то; судя по его таинственности, незнакомец замышляет что-то недоброе. Мы уж его подстерегали всеми способами, но он ускользает из рук и даже делается невидим, как призрак или как сам нечистый.

Юлия вспомнила о призраке, явившемся в окне павильона, и невольно вздрогнула, охваченная каким-то неприятным чувством.

– Пойдем, пойдем поскорее дальше! – воскликнула она, обращаясь к лейб-егерю.

Тот с улыбкой возразил, что фрейлейн нечего бояться: привидение может обидеть ее лишь в том случае, если свернет шею ему, лейб-егерю. Кроме того, это привидение, по всей видимости, имеет и плоть, и кровь, как все прочие честные люди, да притом еще и трусливо, как заяц.

Юлия отослала горничную, жаловавшуюся на головную боль и лихорадку, и без ее помощи надела на себя ночное платье.

Теперь, когда она была одна, в душе ее снова встало все, что говорила Гедвига. Юлия думала, что то состояние, в котором находилась Гедвига, было следствием болезненного возбуждения; однако вполне было очевидно, что самое болезненное возбуждение могло иметь какую-нибудь причину психического происхождения. Девушка с таким чистым, наивным сердцем, как Юлия, редко угадывает правду, видя перед собой такие случаи, где все запутано. Юлия решила, что принцесса проникнута по отношению к принцу Гектору тем ужасающим чувством страсти, которую она сама обрисовала, предчувствуя ее. Кроме того, Юлия решила, что Гедвига, бог знает каким образом, заподозрила принца в увлечении другой девушкой; по мнению Юлии, эта фантазия и произвела такое болезненное состояние.

– Ах, – сказала Юлия самой себе, – добрая, милая Гедвига! Если бы только принц вернулся назад, ты скоро убедилась бы, что тебе нечего опасаться своей подруги!

Но в то самое мгновение, когда Юлия проговорила эти слова, в душе ее с ужасающей живостью встала мысль, что принц действительно ее любит. Ее охватила невыразимая тоска и как бы сознание неизбежной гибели. Снова вспомнилось ей странное впечатление, которое произвел на все ее существо взгляд принца, и она невольно вздрогнула. Вспомнила она о том мгновении, когда принц на мосту кормил лебедя, почти обнимая ее. Вспомнила все загадочные его слова, которые тогда не произвели никакого впечатления, но теперь показались очень многозначительными. Припомнился ей и страшный таинственный сон, когда ей приснилось, что принц сжал ее в крепких, железных объятиях, и как, проснувшись, увидела она в саду капельмейстера и почувствовала, что он защитит ее от принца.

– Нет, – громко воскликнула Юлия, – этого не может быть! Сам адский дух возбудил во мне такие ужасные сомнения! Нет, ему не удастся завладеть мной!

При мысли о принце в душе Юлии поднимались чувства, которые казались угрожающими: взволнованная кровь приливала к ее щекам, и стыд овладевал ею до такой степени, что на глазах ее выступали слезы. Благо было скромной, сдержанной Юлии, что она еще могла заклинать злого духа, могла не впускать его в свою душу. Еще раз нужно заметить, что принц Гектор был красивейшим, элегантнейшим мужчиной. Его уменье нравиться основывалось на глубоком знании женского сердца, давшем ему возможность наполнить свою жизнь счастливыми приключениями: неудивительно, что молодая, неопытная девушка была испугана его победоносным взглядом и вообще его манерой держаться.

– О, Иоганн, – проговорила она с нежностью, – добрый, чудный человек, окажи мне обещанную помощь! Заговори со мной своим небесным языком, в душе моей всегда готов отклик!

Открыв фортепьяно, Юлия начала петь и играть любимые свои композиции Крейслера. Музыка оказала на нее свое благотворное действие и унесла в светлые области, где не было ни принца, ни принцессы Гедвиги, где не было ничего, способного своим болезненным характером возмутить душевный покой.

– Теперь еще мою любимую канцонетту! – проговорила Юлия и начала известную всем Mi lagnero tacendo.