Девушка, как всегда, не выразила ни удивления, ни нежелания, ни любопытства, вообще ничего не выразила. Пару раз она уже ассистировала zyablikovy, когда Жан отсутствовал. Делала это Чеа с тем же буддийским безразличием и природной естественностью, что и всё остальное. Причём, делала довольно толково, не проявляя неразумной инициативы и крайне редко задавая вопросы, глубине которых позавидовал бы иной студент старших курсов мединститута.
Конечно, ни вязать узлы, ни даже обрезать нити она не умела, лишь трудолюбиво держала крючки или формируемую культю… но одно присутствие этой девушки рядом с ним вызывало у zyablikova желание «скакать конём», которое он, впрочем, обуздывал.
Ещё бы – шестой десяток давно разменял, как никак…
– Как всегда, Чеа – поддерживай меня морально своим присутствием и делай то, что я говорю… будем с тобой поднимать мистера Мазуреца на ноги, чтобы он ушёл ими от нас самостоятельно,– проинструктировал он свою ассистентку.
Мылись они рядышком, в соседних рукомойниках под истошные крики мистера Мазуреца, которого везли мимо на каталке. Даже положение на спине теперь не спасало от болей и всю ночь тот не спал, несмотря на дважды введённый морфин.
«По крайней мере, решение об операции принято правильно… трудно вообразить себе более «кричащие» показания…»
Крики эти прекратились только после начала вводного наркоза. Больного уложили на левый бок. Чеа была уже «помыта» и облачена в стерильный халат, полностью скрывший фигуру, лишь большие чёрные глаза между краями маски и шапочки выдавали её идентичность. Велев ассистенту пока отойти подальше, zyablikov обработал поле, вместе с операционной сестрой Монг Лот накрыл больного стерильными простынями, ещё обработал операционное поле и плотно уселся на круглый стул. Пригласил Чеа сесть рядом, положить руки на стерильное, freeze и так вот и сидеть, пока он не скажет.
Мистер Мазурец был худощавым мужчиной среднего роста, поэтому доступ никаких сложностей не составил- zyablikov рутинно сделал разрез над остистистыми отростками, рассёк фасции, отслоил и отсепаровал мышцы с правой половины дужек нижнепоясничных позвонков, остановил кровотечение. Всё это получалось у него «на автомате», благодаря набитой руке и многолетнему хирстажу. Чеа застыла рядом, замерев, внимательно следя за его действиями.
Теперь zyablikov долго водил пальцем по дужкам, стараясь определить междужковый промежуток LIV-LV. Это было трудно – дужки нижнепоясничных позвонков были широкие, как черепица. Плотно, и, как говорится, «интимно» налегая друг на друга, так что никаких положенных нормальной анатомией промежутков между ними – ни пальцем, ни на глаз- чётко не определялось.
И даже вообще никак не определялось.
zyablikov испытал довольно сильную неуверенность и почувствовал, как струйка холодного пота пробежала между лопатками.
«А, была не была…»
Он взял у Лот маленькое долото и молоток и начал понемногу долбить кость там, где, как ему казалось, нижний край правой половины дужки LIV соприкасался с верхним краем дужки LV. Звуки долбёжки вернули ему уверенность.
– Это вот так и делается, доктор? – нарушила, наконец, молчание Чеа. – Я себе несколько иначе представляла…
Неопытный ассистент, умение держать язык превышает умение держать крючки…
zyablikov сухо объяснил, что да, так и именно так выполняется этап интерляминэктомии – в смысле, вскрытия эпидурального пространства над компрометированным корешком, который, по его расчётам, сдавлен выпавшим фрагментом межпозвонкового диска.
– Сама дужка, хоть и представляет собой истинную плоскую кость с двумя кортикальными слоями, является достаточно тонкой структурой, особенно на краях, не толще ногтевой пластинки на большом пальце стопы, поэтому очень легко…
Профессорские замашки были всегда присущи zyablikovy.
Ага, «легко»… не тут-то было! Удары молоточком сыпались и сыпались, как капли тропического дождя. Кончик долота всё глубже и глубже вбивался в дужку – гораздо глубже, чем толщина ногтевой пластинки на большом пальце стопы – но близости эпидурального пространства не чувствовалось нисколечко!
zyablikov, чувствуя, как холодная струйка вновь потекла между лопатками, чувствуя, как намок край шапочки и помутнели стёкла очков, вытащил долото, переставил и попытался снова продолбить дужку, ближе к остистому отростку. Но там дужка была вполне полноценной костью значительной толщины, и кончик долота вскоре вновь безнадёжно в неё погрузился, грозя пробить дужку насквозь и выйти в позвоночный канал, пробивая на своём пути всё – эпидуральные вены, оболочки и корешки, пока не упрётся в заднюю поверхность тела позвонка!!!
Такого приступа паники zyablikov ещё никогда не испытывал, ни разу за свою 30-летнюю хирургическую карьеру. С подобной ситуацией он не то, что не сталкивался на курсах специализации, но даже никогда не слышал, что дужка может быть столь массивной…
Как продолбить долотом такую?
Пот снова полил с него, но не только по спине, а отовсюду, как с выжимаемой губки.
Он застыл перед спиной больного, как житель Восточного Берлина перед Берлинской стеной.