Читаем Лечебное дело zyablikova полностью

Лечебное дело zyablikova

В молодости мой герой совершил две роковые ошибки – стал врачом и женился. Исправить через 25 лет уже ничего нельзя было, можно было только «засосать стакан – и в Ватикан», как он сам со смехом называл свой эскепизм.

Так что оставался один я, которому было не всё равно и кто просто хотел сделать так, чтобы коллега не пил, по крайней мере, на работе.

* * *

Отчаявшись в ком-то найти союзников, я решил действовать официально. Собрал даты всех запоев Валерона за год, получалось, что они у него раз в месяц по неделе, из 5 рабочих дней он не выходит 2-3, а те, что выходит, до конца не досиживает, а если досиживает, то приём неадекватен. На «неадекватность приёма» и «преждевременные уходы» начальство прикрывало глаза, ( – Так, где М.? – А он это… сильно устал и ушёл. – А, ну, ладно…) а вот прогулы надо было как-то «закрывать». Разумеется, никаких больничных листов никто не предоставлял, сестра Валерона просто подавала 8-10 липовых статталонов, а старшая ставила ему «восьмёрки» в табеле. Так сказать, «зелёный свет на всех перекрёстках».

Круговая порука мажет, как копоть…

Я думал, думал, взял, да написал докладную на имя главврача – мол, мой сотрудник пьёт на рабочем месте в своё удовольствие, раз, а потом сидит дома за госсчёт – это два… как бы, ладно, если здоровья много… но почему наше государство и страховая компания должны оплачивать ему дни прогулов, мне непонятно! Никому ничего не сказал, подал по всей форме, через секретаршу, с входящими и исходящими.

Главный врач отреагировал тоже официально, спустил мою докладную на завполиклиникой с резолюцией «провести служебное расследование». Мигом прибежал инвалид II группы завотделением и очень странно на меня посмотрел.

– Что, пишем? Ну, ну… вы когда-нибудь допишетесь! Я бы на вашем месте отозвал эту бумагу…

Я пожал плечами – поздно, Алексей Кондратьевич… да, вот такое я гавно, а вы не знали.

С минуту мы смотрели друг другу в глаза.

Кондратьич вышел, хлопнув дверью, и целый год со мной за руку не здоровался.

Впрочем, никто из коллег со мной за руку год не здоровался.

Сам фигурант поначалу тоже, был оскорблён в лучших чувствах, и не скрывал этого. Но он первый и отошёл, уже через неделю вёл себя со мной, как ни в чём ни бывало, вот добряк. Валерон лучше всех понимал, что никаких последствий моя докладная иметь не будет, как говорится в римском праве, «один свидетель – никакой свидетель!» А больше никто «из наших» не станет «стучать».

Не то, чтобы презрение коллег меня как-то задело. Я знал, что не одного меня «Валера достал», он «достал» и даже «заколебал» всех, с кем дежурил (на дежурствах он либо неподвижно валялся в ординаторской, не реагируя на внешние раздражители, либо «отжигал» в перевязочной и в операционной, «творя» с больными такое, от чего все только за голову хватались). Дежурить с ним никто не хотел. Вроде бы, все врачи, взрослые люди, все же прекрасно понимали, что с ним происходит, куда клонится и чем закончится, слишком уж много примеров было у каждого перед глазами, начиная с Фарида. Да и слишком уж М. всех нас подставлял и компрометировал, нимало ни о ком не заботясь.

– Блин, случись что, сам-то он сухой останется… а мы в г…не, – было общее мнение.

Огромные способности Валерона по выходу чистеньким из самой «мокрой» ситуации и оставлять других в г…не, были известны каждому.

Поэтому общая отрицательная реакция коллег на мой поступок несколько покоробила, укрепив меня во мнении относительно несовершенства окружающего мира.

Завполиклиникой вызвал меня через три месяца, и демонстративно, не пожимая мне руки, вручил официальный ответ. Обрашаясь ко мне по имени и отчеству, главный врач информировал, что в ходе служебного расследования, проведённого в ответ на мою докладную, фактов распития спиртных напитков врачом-травматологом М. на рабочем месте, которые я там приводил, не подтверждено. Понимая моё глубокое беспокойство за судьбу коллеги, главный врач, тем не менее, просит меня впредь сообщать ему о достоверных производственных фактах, вызывающих у меня опасение.

Слово «достоверных» было напечатано жирным шрифтом.