Лечебное дело zyablikova

Итак, господа присяжные заседатели! Столь длинная прелюдия про моего алкаша-смежника написана лишь для того, чтобы вернуться к основному вопросу – как уйти с приёма, если под дверью кабинета ещё сидят больные? Я начал со своих "green years”, как помните. “Это было в степях Херсонщины"… это действительно происходило где-то на Херсонщине. Но тогда, в степях этой самой Херсонщины, я был молод, горяч, неискушён, необуздан… и больные у меня под дверью сидели исключительно из-за этого. Чуть оперившись, я начал с лёгкостью избегать неудобных ситуаций, когда приходится оправдываться перед быдлом за бесплатно полученное образование и клятву Гиппократа – позиция изначально слабая и абсолютно проигрышная.

Неприметная дверь из "подсобки" на лестницу выручала меня в течение многих лет. Но теперь, когда ещё через много-много лет я засел на новый приём, в новой поликлинике, близ Мытищ… которые близ Москвы… дверь из моего кабинета осталась только одна – та самая дверь, под которой сидели больные. Да и не вела она к свободе, а прямо в осиное гнездо, так как я выходил в коридор в халате и хирбелье. Требовалось зайти за угол, где теперь располагалась "подсобка", точнее, раздевалка, открыть ещё одну дверь и войти внутрь, переодеться там "в гражданское", а потом уже покидать территорию ЛПУ.

Когда больные у меня под дверью не сидели, то я проделывал это беспрепятственно. Но, если сидели, то начинали чинить существенные препятствия моему исходу.

– Доктор, а вы что, уходите уже?

– Ну да, 15.00. Рабочий день закончен!

– Ой, а как же мы? Три часа сидели…

– Завтра уже приходите!

– Завтра мы не можем!

– Четыре часа сидим! Хоть бы предупредили!

"Чего вас предупреждать, вот же написано на двери крупными буквами…"

К тому же, я однажды пытался по-хорошему предупредить, но из этого ничего хорошего не вышло (см. "Молодой специалист").

– Рабочий дёнь закончен, – твердил я, как попугай и шёл в направлении раздевалки. – Приходите завтра, я с 8.00 начинаю приём… всех приму, не волнуйтесь…

Человека два на этом отсеивались, но остальные поднимались с мест и шли за мной (даже на костылях, очень драматично и пафосно), на ходу взывая к совести и порядочности:

– Доктор, ну вы уходите, а нам что делать?

– Неужели нельзя задержаться на пять минут, нас принять, а потом уходить?

– В регистратуре нам сказали, что вы нас примете!

– У меня больничный по сегодня, что мне-то делать, завтра на работу выходить?

– Паспорт РФ, полис РОСНО действительный… будьте добры оказать мне медицинскую услугу!

– Да что с ним разговаривать! надо идти к заведующему!

Ну, что ещё тут можно было ответить? Всё вот это и были больные Валерона, которых тот бросил на полприёме и ушёл, как усталая подлодка. Сам он больным ничего не сообщил, со мной никак не договаривался, администрацию в известность не поставил. Даже своей медсестре инструкций не дал! Что им отвечать – "ваш доктор в очередном запое, когда выйдет, неизвестно?" Из тех 25-30, что сидели под его дверью, та (медсестра) десяток уже "отпустила", подсунув мне больничные на продление или закрытие. Всё это были пустые формальности, которые я быстренько уладил. Пяток "нормальных" больных, оценив обстановку, просто ушли, чтобы уже никогда к нам не вернуться. Оставались 10-15 самых "упоротых", которые считали, что раз пришли, то им… их тут "должны", точнее, "обязаны". Поскольку врач, к которому они сидели, ушёл в 11.00, (хотя по расписанию должен был принимать до 15.00, как я), они просто перешли к тому, который "сидит", уверенные, что "сидящий" их примет {обслужит, накормит, напоит, спать уложит).

Поэтому мой уход по окончании рабочего дня был ими воспринят как катастрофа на "Титанике" (в целом) и как неслыханной борзости поступок (в частности).

И это ведь не все, 10—15, а примерно половина. Другая половина как раз "подтянется" к 15 часам.

По идее, сразу после того, как М. бросил приём, его медсестра обязана была поставить в известность администрацию. Но его медсестра ставила в известность меня, а я ставил в известность заведующего хирургическим отделением. Это был абсолютно незаметный и безвредный кадр, кандидат медицинских наук и бессрочный инвалид II группы.

– Что, М. уже принял и ушёл? На грудь? И сколько сегодня он принял, 0.5 или 0.7? – спрашивал тот со смехерочками.