Ледария. Кровь и клятва

— Ничего я не получал, я прикоснулся ко сну Адемара и увидел, что он влез в ловушку. Ганс! Мы выслали подмогу за день до того, как прибыл голубь с посланием. И как раз этого дня не хватило варварам, чтобы дойти до форта и сровнять его с землей. Ради чего, ты думаешь, я месяц не спал по ночам, терзая себя снами юноши? Ни золото, ни слава не излечат от боли, с которой раскалывается голова уже на третий день. Я превратился в немощную тень, не мог поставить дрожавшей рукой подпись и путал помилования с приговорами. Дурную славу я тогда приобрел. И никакой выгоды.

Гансвард прекратил возражать, но все это было не до конца правдиво. Да, тайные знания губили здоровье и не приносили Кэларьяну денег и славы, но правда была в том, что отказаться от их использования было сложнее, чем оторвать пропойцу от бутылки. Об этом он предпочитал не говорить и даже не помнить.

Гансвард все еще рассматривал его лицо, ожидая подробностей и объяснений. Он был похож на человека, услышавшего о пожаре — хотел бежать одновременно и туда, и оттуда. Сколько ни пытался Кэларьян хоть что-то объяснить ему — все напрасно. Он сотни раз представлял этот разговор, пока жил в Глорпасе, но здесь, лицом к лицу, все было сложней. В этом Ригелли был прав: нет смысла говорить о знаниях с кем-то, кроме Посвященных.

Кэларьян тяжко откинулся на спинку кресла.

— Я всегда знал, где Адемар, что с ним и что ему угрожает. Тот бунт в Тагаре — я увидел свечение тысячи солдат, а он готовился идти на три сотни. Мы сделали так много, Ганс. Мои знания не опасны. Смотри, я могу прямо сейчас сказать тебе, где находится принц.

Этот дом был достаточно защищен для небольшого скачка в Светлый мир, так что Кэларьян закрыл глаза и приготовился ощутить знакомое падение. Конечно, сейчас он не мог делать это с такой легкостью, чтобы прямо посреди тяжелой беседы достать Адемара, да и связь, не поддерживаемая долгие годы, уже не работала, но все же он сосредоточился и представил лицо принца.

— Прекрати. Не занимайся при мне этим, — Гансвард легонько наступил на его ботинок.

Кэларьян распахнул веки и вздохнул. Когда-то он мог достать принца так же быстро, как тронуть рукой соседа за столом, а теперь будто стоял посреди голого поля и кричал в пустоту.

Гансвард оглядел его, потягивая бороду.

— Принц Адемар в монастыре Гудама и, чтобы знать это, мне не нужна магия, — он пошевелил пальцами, изображая нечто неоправданно значимое.

— От тебя никогда не зависел исход его миссий, — Кэларьян пожал плечами, но тут же пожалел об этом — шея будто разом припомнила все дни, когда он держался за тюки на нарте и прятал лицо от ветра.

— Да, из нас двоих только ты не умел быть в стороне от событий, — проговорил Гансвард. — Снова во все это ввяжешься?

— У меня нет выбора.

— Выбор есть всегда.

Кэларьян слишком устал от всего этого. Он чуть не выпалил: «У Луизы тоже был выбор», — но промолчал и только потер разбухшие веки — под них словно насыпали песка.

— То, что нужно этим людям, опасно. Ты говорил, что в Берению идут войска, и я боюсь, что этим могут воспользоваться.

Он ждал новых вопросов, опустошенный и разбитый, но Гансвард и сам выглядел не лучше. К счастью, он ни о чем не спросил. Даже малая вероятность того, что бывшие друзья используют павших солдат как связь с миром мертвых, пугала Кэларьяна, и он не хотел не то что говорить — даже думать об этом.

— Прости, больше я ничего не скажу. Когда я снова встречусь с Посвященными, то буду готов и разберусь с ними раз и навсегда. Поверь, на этот раз опасности не подвергнется ни одна жизнь. Только моя собственная, но это уже старые счеты и им пора быть закрытыми.

По лицу Гансварда пробежала тень.

— Скажи, если тебе нужна помощь, — проговорил он серьезно.

— Я знаю, что если втяну тебя в это, то навсегда потеряю, — Кэларьян встал, показывая, что разговор окончен, и поплелся к кувшину с холодной водой. Лоб горел, в горле было сухо, как в пустыне. Гансвард медленно направился к двери.

— Ты знаешь? — спросил он, переступая порог. — Но ты даже не пробовал…

— Что?

Но магистр уже вышел и зашаркал по коридору к своей комнате. Кэларьян не стал догонять его — не было сил. Он сполоснул лицо, разделся и лег в постель. Первая ночь дома за много лет — он так ждал этого! Но блаженство получилось смазанным, беседа разбередила душу и память. Прошло еще очень много времени, прежде чем он задремал, угли в камине превратились в золу, стало холодно. Он засыпал и просыпался, и видел во сне то вездесущие хвосты собак, впряженных в нарту, то лица Посвященных — молодые, какими он помнил их еще в годы учебы. Когда среди них мелькали темные глаза Ригелли или вздернутый носик Эмилии, он подскакивал и отирал пот со лба, пытаясь отвлечься. Но этот дом кишел призраками прошлого, так что Кэларьян всю ночь проворочался с боку на бок, ни капли не отдохнув.

Глава 13. Весна