Леди и некромант. Тени прошлого

И сознание прояснилось. Оглядевшись, Орисс поняла, что находится в небольшой пещере, стены которой покрывали известковые наплывы. Это было даже в какой-то мере красиво…

…сталактиты.

И сталагмиты.

Будто тот же зверь раскрыл пасть, позволяя полюбоваться зубами.

Дверь.

Здесь должна быть дверь… лайра Орисс закрыла глаза, попытавшись всецело сосредоточиться на хрупком ощущении близости к избраннику…

…он рядом.

Близко.

И надо идти… он поет песнь, на которую душа Орисс отзывается. Она сделала шаг. И замерла. Пол неровный, легко оступиться, но и открывать глаза нельзя — песня слишком слаба, чтобы ее отпустить. Орисс протянула руку, и слава Богам, Ульрих понял верно. Он подал свою. Теплая широкая ладонь с кожей мягкой…

Надо сосредоточиться на песне.

…слава Императрице. Возрадуйтесь люди… вот грядет она, в одеждах белых… луноликая и солнцеподобная… в руках ее сердце мира.

В глазах ее — скорбь по пропащим…

…странные слова.

Они рождаются внутри.

Они заставляют идти, уже не думая о том, куда именно она идет… это больше не важно.

…прекраснейшая, она подобна созвездию Девы, и благословлена богами.

Смейтесь люди.

Пляшите, люди.

Ибо грядет та, что возьмет смех в свои ладони. Она поднесет ко рту ваши голоса и выпьет их.

Руку протянуть.

Коснуться стены.

…она руками своими принесет величайшую из жертв. И боги, очнувшись из забытья, воскликнут: «Как же прекрасно это, о дева, избранная временем!»

Дышать стало больно.

А под сердцем будто кольнуло что-то… и укол этот оборвал слова гимна, заставив очнуться. Стена? Стена медленно двинулась в сторону, без скрипа или скрежета, она словно растворялась, пусть и нехотя.

— Сверхплотная иллюзия, — пробормотал Ульрих и покрепче сжал пальцы Орисс. — Иди… и я за тобой?

— Может, — она облизала сухие губы, не способная отделаться от музыки, которая еще звучала в крови. — Это я за тобой?

— Нет, дорогая моя подруга… ты избрана, тебе и идти первой… как-то мне не хочется потерять голову только потому, что в невесты императору я не гожусь…

…как знать.

Альгвер, прозванный Безумцем, как-то волей своей объявил родного брата девицей, а после женился на нем. Правда, спустя три месяца бросил его на растерзание стае харров…

…но это было давно.

Так давно, что помнят лишь подземелья дворца.

Шаг.

И прохлада.

Здесь воздух был если не свежий, то почти. И пахло иначе, благовонными маслами, терпко, насыщенно, но при том — довольно приятно.

Ворчание.

И пара черных камней оживает, превращаясь в крупных тварей. Они уродливы и опасны. Гибкие узкие тела.

Тонкие лапы.

Длинные шеи.

Чешуя и иглы. Суставчатые хвосты и скорпионьи жала. Клешни… твари шипели. И посвистывали.

— Меня позвали, — странно, что страха она не испытала, скорее восхищение, ибо Стражи были совершенны. Орисс откуда-то знала, что их броню не пробить ни железом, ни магией.

Им не страшно пламя.

Или лед.

Они не знают жалости. Усталости. Иных чувств, кроме одного — преданности создателю, чьей волей воззваны они были к жизни… их яд смертелен, и даже аромат его — запах умирающих роз — способен одурманить разум.

— Скажи, что они тебя послушают, — пробормотал Ульрих, отступая к двери.

Не поможет.

Если стражи решат убить, то убьют.

— Он со мной, — сказала Орисс, глядя в выпуклые глаза тварей. И те отступили. Подняли клешни, щелкнули, и в том виделось приветствие.

— Проводите меня…

Пещер несколько.

В первой лишь стражи.

Во второй — с полдюжины скрюченных тел, они успели порасти известью и теперь походили на статуи, уродливые, но вполне узнаваемые.

Великое дело требовало жертв.

…и потребует еще.

Она ведь готова к жертвам?

Готова…

Конечно, ей уже случалось приносить… не здесь, конечно… та женщина ничего не поняла, одурманенная напитком, витающая где-то в собственных мечтах. И, признаться, Орисс было несколько совестно, но… тогда ей казалось, что у нее нет иного выхода.

Ей нужен был ребенок…

…у нее будет дитя.

Третий зал.

Он невелик.

И стены здесь выложены из белого камня с голубыми прожилками. Из этого камня сделан и внешний саркофаг, огромный короб, с заклепками из лунного серебра.

Здесь.

— Нам, — она прислушалась. Слова древнего гимна еще звучали в голове.

…она возьмет оливковую ветвь.

…она наполнит молоком сосуды.

…она вылепит из глины человека и вдохнет жизнь в тело его.

— …нам надо крышку снять… сейчас…

…она подарит имена безымянным.

Крышка была неподъемной. Нет, Орисс честно попыталась сдвинуть ее, втайне надеясь, что в саркофаге скрыт какой-то механизм, и крышка исчезнет так же, как и стена. Но нет, камень остался камнем. Огромным. Тяжелым. Неподвижным. И усилия Ульриха, который уперся в крышку обеими руками, ничего не изменили.

— Проклятье, — Ульрих сел у саркофага. — Да тут с дюжина человек нужна… нас двоих точно не хватит.

Дюжина рабочих, а лучше две… вот только где их взять?

И как провести незаметно?

И главное, куда девать потом, после?

— Должен быть вариант, — Ульрих вытер пот рукавом. — Он тебе ничего не подсказывает?

…она пройдет по полям, забирая жизнь зерна. И она же разбросает его щедрой рукой… она остановит чуму и подарит легкую смерть… она…

— Нет… — Орисс потерла виски.