Леди и некромант. Тени прошлого

— И не сочли возможным принять, — он слово в слово повторил мой ответ.

— Именно.

Мы шли.

Гуляли.

По саду. По дорожке, выложенной крупным белым камнем. Охрана держалась в отдалении, а за охраной в еще большем отдалении держалась стайка придворных, чьи любопытные взгляды лишь укрепили меня во мнении: я не хочу жить во дворце.

Стать императрицей.

Сесть на трон.

И возвыситься над этой радужной, пусть и несколько потрепанной, толпой.

Мило улыбаться. Пропускать мимо ушей сплетни. Терпеть уколы. И закрывать глаза на некоторые увлечения моего дражайшего супруга. Впрочем, полагаю, любезность будет взаимной. И от этого особенно тошно. Нет, я уже один раз прожила красивую и слепую жизнь.

…на пытку дворцом и этикетом можно согласиться лишь из большой любви, ко власти ли, к императору. Но я отдавала себе отчет, что люблю другого человека, а он, подозреваю, неравнодушен ко мне. Он, конечно, упрям и ничего такого не скажет, но…

…посмотрим.

Теперь у нас есть время.

— Мне бы крайне не хотелось принуждать вас…

— Это действительно плохая идея, — я убрала руку. — Вы ведь, кажется, и сами понимаете это…

— Да, но…

Пауза.

Молчание.

И признание:

— Вы мне симпатичны. Куда более симпатичны, нежели кто-либо из моих предыдущих женщин. И в ином случае я бы попытался удержать вас, надеясь, что со временем симпатия станет взаимной. Я даже думал предложить вам сделку… скажем, благополучие ваших друзей…

Гнев заставил меня сжать кулаки.

— Но моя добрейшая тетушка напомнила, что попытка давления на вас может привести к некоторым непредвиденным осложнениям… и еще заметила, что вы, кажется, уже нашли себе спутника.

Император поморщился.

— Мне жаль, что он выжил.

Высочайшая честность? Чудесно.

И я улыбнулась в ответ.

— А я бесконечно рада… как и простой народ, который, несомненно, узнает, кому обязан избавлением от нечисти…

Уголки губ Императора дрогнули, будто он с трудом сдерживал смех.

— О да… народу нужны герои. Я предложил поставить вашему другу памятник. Конечно, меня бы вполне устроил и посмертный, но… не вздрагивайте, я не собираюсь ничего предпринимать… слово Императора.

Да, я поверила…

Почти.

И кажется, приглашение от альвов пришло более чем своевременно…

— Сегодня я объявлю о своей помолвке… — Император поморщился. — Моя шиммерийская невеста довольно нетерпелива, но если проклятье снято, то она поможет возродить династию. Конечно, кровь не то, чтобы сильная, однако для начала сойдет… надеюсь, ваш друг, несмотря на свою заносчивость…

…кто бы говорил.

— …не откажется от герцогского титула. У нас здесь, понимаете ли, возник вдруг некоторый дефицит герцогов, а корона не имеет права быть неблагодарной.

— Не откажется.

— Хорошо… — он выглядел несказанно довольным и, видя мое удивление, пояснил. — С вами я опоздал, но… наши дети… вы ведь планируете завести детей?

Вот же…

Я вздохнула.

И улыбнулась:

— Если боги будут милостивы…

— Будут, — отмахнулся Император. — Куда они денутся?

***

Вставать Ричарду не хотелось.

Ничего не хотелось. Он лежал, отвернувшись к стене, эту стену разглядывая, пусть и успел изучить ее до последней трещины.

— Страдаешь? — Альер уселся рядом и ткнул кулаком под ребра. — Тебе не идет страдать.

Он жевал ореховую палочку и пальцы облизывал.

— Нет.

— Что нет?

— Ничего нет.

Чтобы говорить, приходилось делать над собой усилие. Ричард делал. И уставал. И закрывал глаза. И тогда Альер исчезал, правда, появлялся вновь, уже не с ореховой палочкой, но с яблоком ли, с грушей или с куском хлеба, который смаковал так, будто бы хлеб этот был изысканнейшим лакомством.

Иногда вместо Альера появлялась Оливия. И тогда Ричард закрывал глаза: смотреть на нее он не мог, стыдился собственной слабости, но стоило ей отойти, и пустота становилась всеобъемлющей. Хотелось выть…

И скулить.

И кажется, плакать. Пожалуй, он и плакал. По ночам. Но тьма-утешительница, бывшая частью его, не отзывалась.

— …запасись терпением. Ты отрезала часть его души, а это куда серьезней, чем рука там или нога… — голос Альера был невыносимо бодр.

— …он восстановится, — у альва теплые ладони. — Твой камень ему помог, просто он не желает этого осознать… нет, дальше он должен сам.

Кому?

И что?

…Ричард не хотел быть должным. Он лежал. Разглядывал стену и страдал, правда, порой забывая, почему именно страдает. Он не знал, сколько времени прошло, но однажды…

— Валяешься, зараза некромантская? — Ричарда подняли за шкирку и встряхнули. — Мать, понимаешь, волнуется, а он тут разлегся страдать…

— Папа?

За прошедшие годы отец стал немного… ниже? Нет, плечи его были по-прежнему широки, голос громок, а руки сильны.

— Сколько ты будешь людям нервы мотать, а? — вопрос отец подкрепил затрещиной.

— Тор, — матушкин мягкий голос окончательно убедил, что Ричард бредит. — Осторожней, не зашиби ребенка…

— Ага, — Альер облизал пальцы. — Он у нас и без того ушибленный…

Вторая оплеуха заставила вывернуться.

— Папа!

— Дорогой… он все-таки герцог ныне…

Кто герцог?