Девочка в белых шароварах и коротенькой блузе, открывавшей смуглый живот с серьгой в пупке. Ребенок на руках крупной женщины… и еще двое, постарше, державшихся за руки. Старуха в темном строгом платье… и полуголая девица, чье тело было разрисовано алой краской.
Призраки заполнили дворик.
И я ощущала холод, идущий от них…
А Тихон по-прежнему разглядывал пичугу, которая перепрыгивала с пальца на палец.
— Кто-то забирал силу из наших рощ… и я сказал об этом матери… старейшинам… сперва меня не хотели слушать, потом… — Тихон прикрыл глаза. — Мне запретили открывать путь. Но почему — не объяснили. Сказали, что, возможно, случилась ошибка, что… возможно… им можно было вернуть души.
Призракам становилось тесно, а они все равно приходили.
— И ты ушел?
Я с трудом отвела взгляд.
— Да… я не мог оставаться там. Выходило, что я забрал жизни, которые мог бы сохранить. Мать… была недовольна. Мой уход многие сочли признанием вины… и тень ее легла на мою семью. Однако… это безумие. Я сам стал ощущать в своей душе желание забрать чью-то жизнь… будто кто-то или что-то нашептывало мне… что так я докажу всем свою правоту. Что Старейшины трусливы… они запирают тех, кто опасен, не понимая, сколь ненадежны запоры… что безумцев становится больше… что их безумие вовсе не лишает их разума. И значит, очень скоро кто-то из них поймет, как обрести свободу… и тогда… тогда Светлый лес вздрогнет… забрав эти жизни, я могу спасти иные…
Птаха вспорхнула.
И следом поднялась вся стая.
— Что ты видишь? — спросил Тихон, опуская руку.
— Призраков.
Он кивнул и сказал:
— Их зовет камень… значит, матушка была права, отдав тебе его.
— Что за камень?
Вот как-то не чувствую я радости от этакого полезного подарка. Нет у меня желания всю оставшуюся жизнь лицезреть призраков, особенно некоторых…
…изрядно обгоревший мертвец в ошметках роскошного некогда одеяния, вышел из стены. И прочие расступились. Он шел медленно, прихрамывая на переломанную ногу, опираясь на трость в виде белой змеи. Глаза ее — алые каменья — поблескивали. Чешуя переливалась перламутром. И тем страшнее были черные пальцы, вцепившиеся в змеиную шею.
— Когда-то он украшал большую Императорскую корону, — спокойно ответил Тихон. — Его зовут Око Аш-Шурба…
С каждым шагом призрак становился плотнее.
И живее.
Исчезла гарь.
И спекшиеся волосы распрямились, легли платиновыми кудрями на плечи. Затянулись язвы ожогов, вновь появилась кожа…
Он был не стар, этот мужчина.
Ослепительно красив.
И спокоен.
Он отвесил мне поклон и произнес:
— Я рад поприветствовать Ваше Высочество в моих владениях…
…его камзол был лишен украшений, но на плечах лежала широкая цепь с тремя золотыми медальонами.
— И я… рада…
Тихон склонил голову.
— Могу я узнать, с кем имею честь беседовать?
Призрак… Подумаешь, призрак… я уже общалась с духами… хотя, возможно, это и есть духи, но более слабые, нежели Альер? Про призраков мне говорили, что они к беседе не способны и…
— Аль-Ваххари… последний сын рода АрШаим… — он вновь поклонился. — И волей Императора Верховный судья, что этого города, что всей провинции Харраз…
— Оливия… — представилась я и запнулась, не зная, что еще сказать.
Спросить, что им от меня нужно?
Или за пару сотен лет они просто по общению соскучились?
А камень под блузкой нагрелся и ощутимо так, я погладила его пальцами. Камень не при чем… они ждали меня и именно меня. Я ведь чувствовала… я ведь шла к ним…
Мы стояли.
Молчали.
— Пусть они поднимутся, — наконец, не выдержала я. И призраки — или все-таки духи? — поспешно вскочили. кажется, я слышала, как зазвенели браслеты на ногах женщины и заплакал ребенок…
— Что здесь произошло? — спросила я.
— Мятеж, — ответил Аль-Ваххари. — И предательство… Харраз всегда был верен Императору…
Солнце припекало, но мне было холодно.
Я вдруг увидела его, тот, старый город.
Он был красив.
Море.
Солнце.
Пристань и корабли… могучие триремы и юркие галеры. Грохот барабанов… узкие бараки для рабов. Костры, которые разводили в каменных очагах. Котлы, где варили кашу… ее сдабривали и мясом, и приправами.
Это ложь, что рабов морили голодом.
Зачем?
Голодный не наработает много. Да и норов у таких портится… нет, наказать могли… и вдоль пристани стояли столбы с прикованными к ним ослушниками.
Это было… обыкновенно.
Площадь.
Дома из белого камня. Крыши-купола. И колоннада, облюбованная голубями.
…дорога на ипподром.
Казармы. В городе квартировались пять сотен гвардейцев и еще несколько тысяч — в паре лиг южнее.
Верфь.
Корабли.
Общественные купальни и библиотека при них. Само собой, ничего ценного в подобной библиотеке не хранилось, но низшим хватало и свитков о любовных похождениях Алларо Большого пальца.
Город жил.
Корабли приходили. И уходили. Склады были полны товара. Рынки кипели жизнью. Налоги отчислялись, казна наполнялась, отчеты радовали…
…мятеж вспыхнул в рабских бараках. Теперь, оглядываясь, Аль-Ваххари удивлялся тому, сколь ничтожной была причина его: дерзкий раб, которого распяли на кресте в назидание остальным. Но казнь эта, в отличие от прочих казней, подавлявших волю толпы, всколыхнула ее…
…странные слухи.