– До меня дошли такие же слухи. Похоже, после песнопений в окопах начинаются поздравления с Рождеством, – добавляет Маккенна.
– Кое-где меняются выпивкой и сигаретами, – соглашается лорд-канцлер виконт Ричард Холдейн[42]
.– Насколько я знаю, на ничейной полосе между англичанами и немцами даже состоялся оживленный футбольный матч, – говорит Асквит.
– Футбол? Не может быть, – встревает министр торговли Уолтер Ренсимен[43]
.– По всей линии окопов в Бельгии. Стихийные перемирия и игры в футбол, – настаивает Асквит.
Пока мужчины недоверчиво покачивают головами, Уинстон взрывается. Он не может больше сдерживаться.
– Вас удивляет, почему наши солдаты жаждут мира? И без того плохо, что мы оставили их в окопах в Бельгии во время Рождества гнить в грязи, среди дизентерии, вшей и снега. Они хотят домой, и мы должны найти иной способ кроме бесконечного сидения в окопах.
А что насчет погибших женщин и детей? – думаю я. Но я оставляю это замечание для другого дня и другого спора.
– Полагаю, у вас есть предложение? – отвечает Асквит на вызов Уинстона, попыхивая трубкой.
Мужчины посмеиваются, словно Уинстон без смелой идеи – что-то несуразное. Но в их смехе я слышу издевку. Ярость закипает во мне, но я гашу ее, чтобы позволить Уинстону сыграть центральную роль. Это его момент, тот к которому мы подходили в наших вечерних спорах.
Уинстон курит сигару, которая с недавних пор всегда у него во рту.
– Вообще-то да.
– Давайте же выслушаем, – со вздохом говорит Асквит.
– Недавно мы получили настоятельный призыв со стороны России помочь разобраться с турками, которые в союзе с немцами. Что если мы покажем нашу морскую мощь в Дарданеллах? Если мы будем контролировать Дарданелльский пролив между турецким берегом и полуостровом Галлиполи, мы сможем захватить турецкую столицу Константинополь. Это маневр будет иметь два важных последствия – ослабит Германию, устранив Турцию как ее союзника, и откроет нам морской маршрут между нашей страной и Россией для поставок.
Пока он излагает детали этого плана, я смотрю на лица мужчин за столом. Они хмурят брови и смотрят недоверчиво, и я даже вижу, как Асквит бросает циничный взгляд на Китченера. Неужели я ошиблась, побудив Уинстона изложить этот дерзкий план? Неужели я слишком поверила в его прозорливость и важность для нашей страны в этой войне? Я молча молюсь Богу, о котором так надолго забыла, чтобы план Уинстона оказался правильным для блага как солдат, так и нашего собственного.
Глава шестнадцатая
Я думаю, что готова к сокрушительному удару.
Поток писем от Уинстона подготовил меня к этому, или по крайней мере я так думаю. И все же я едва узнаю опустошенное лицо своего измученного супруга, когда тот, в конце концов, возвращается после катастрофы в Дарданеллах и входит в парадную дверь Дома Адмиралтейства.
– Винить будут меня, Клемми, – шепчет мне в волосы Уинстон. Мы стоим, обнявшись, в прихожей, не обращая внимания на слуг. Я считаю, но не говорю вслух, что это и моя вина тоже.
Это же я побудила его настаивать на дарданелльском плане, хотя он и был плохо встречен главными правительственными чиновниками.
Уинстон начал Дарданелльскую операцию со своим обычным оптимизмом. Он круглосуточно работал как с морским, так и с военным штабами, чтобы убедить их в надежности своего плана и организовать наступление. Для успеха плана требовались как большие силы флота для захвата Дарданелл, так и наличие стабильного военного контингента для последующего захвата Галлиполи. Уинстон отправился в путь с большой помпой, и я отслеживала каждый его шаг по письмам и новостям.
Обстрел силами флота начался 19 февраля, но вскоре Уинстон написал мне, что вице-адмирал Карден[44]
, похоже, не особо усердствует. Это подозрение укрепилось в середине марта, когда Карден ушел в отставку по болезни, и его сменил контр-адмирал де Робек. У де Робека не лежало сердце к атаке, и он отменил весь морской план после того, как один французский и два британских боевых корабля подорвались на минах. В отсутствие адекватного противника на море турецкий флот смог снабжать свои наземные войска, так что, когда в апреле начали осуществлять свой план министр обороны лорд Китченер и генерал сэр Иэн Гамильтон[45], их войска понесли чудовищные потери – тридцать тысяч англичан, десять тысяч французов и более тринадцати тысяч австралийцев, новозеландцев и индусов.В попытке вернуть операцию на нужные рельсы, и чтобы ужасающие жертвы не оказались бессмысленными, Уинстон обратился с просьбой о морском подкреплении сначала к Асквиту, который полагался на местных адмиралов. Мой муж обратился с мольбой к переменчивому адмиралу флота лорду Фишеру[46]
, который поддерживал операцию в начале, но затем отнесся враждебно к дарданелльскому плану и заблокировал усилия Уинстона.