Я сочувственно киваю.
– Это неприятно, Мопс. Но могут быть другие способы восстановить твое положение.
– Да неужели, Клементина? Ты думаешь, что я не все обдумал? – он резок со мной, и я замолкаю, замыкаясь в себе как раковина вокруг жемчужины. Я жду извинений, и они будут, я знаю, поскольку его нарастающее отчаяние часто выливается в такие вспышки, и извиняться ему тоже приходится часто.
– Котенок, мне так жаль. Эта чертова изоляция сводит меня с ума, – говорит он.
Я глубоко вздыхаю. У меня для него есть необычное предложение, которое, на самом деле, прорастает из семени, которое он сам посадил. До нынешнего момента я не допускала дискуссий по этому поводу, но я понимаю, что должна забыть о собственных нуждах и тревогах по поводу безопасности Уинстона, предлагая ему путь к надежде.
– Вообще, это твоя идея, о которой я наконец подумала.
– Что за идея? – его брови сходятся в растерянности – такое выражение я нечасто вижу на его лице. Его разум так быстр, что в тупик он заходит крайне редко.
– Пойти добровольцем на фронт, – я хочу говорить твердо и уверенно. Я не могу позволить моему голосу дрожать от скрываемого в душе страха.
– Ф… фронт? – заикается он лишь в минуты огромного волнения. Это от мыслей о том, что придется сражаться рядом с солдатами в мерзкой жиже окопов? Или он ошарашен тем – после того, как столько месяцев отгонял эту мысль, – что предложила ее я сама?
– Да, Мопс. Как обычно, ты был мудр в своих предложениях. – Я использую это слово,
– Пойти на фронт? Правда, Клемми?
– Я пришла к выводу, что это единственный способ спасти твою репутацию и вернуться во власть. Политика тебя туда не вернет.
– Через сражения на передовой?
– Да, – немедленно отвечаю я, хотя угроза ранения или смерти пугают меня.
Он встает и начинает расхаживать по комнате, попыхивая сигарой.
– Может получиться, Клемми. Это покажет и премьер-министру, и народу, что если мне не дали командовать войной издалека, то я готов сражаться вместе с солдатами в окопах. Что моя преданность стране непоколебима.
– И что твоя отвага не знает границ, – я поднимаюсь с кресла и встаю перед ним.
– Да, – кивает он, – это покажет отвагу и самоотверженность. Качества, которые еще поискать среди людей моего класса. Я сегодня же напишу Асквиту о том, что я покидаю этот дурацкий канцлерский пост и иду на фронт. – Он обнимает меня и шепчет: – Что бы я делал без тебя, мой милый Котенок?
– Этого ты никогда не узнаешь, Мопс, – шепчу я в ответ.
Глава восемнадцатая
В некоторые моменты моего брака я была уверена, что Уинстон испытывает меня. Таковы были долгие дни в Доме Адмиралтейства, где я исхитрялась справляться с хозяйством и тремя детьми, устраивать необходимые светские рауты и постоянно помогать мужу советами. Недели в постели, когда я оправлялась после выкидыша в то время как Уинстон ужинал с Вайолет, были особым вызовом. Я думала, что черные месяцы после того, как Уинстона публично обвинили в крахе в Дарданеллах, будут худшими в моем браке. Но я ошибалась, считая, что это – испытания.
С того момента, как Уинстон надел форму и отправился на франко-бельгийскую границу в Плоегстеер в скромном чине майора Оксфордширских гусар, мои обязанности достигли новых высот. Постоянный поток его писем полон замечательного оптимизма, невзирая на суровые условия, непрекращающиеся стрельбу и ливни, всего восемнадцать дней без дождя за пять месяцев. Но в них также содержались требования прислать вещи, которые почти невозможно достать – спальные мешки из овчины, жестяную ванну вместе с медным бойлером, кожаные жилеты, коробки сигар и шоколада, даже перископ – все это я добываю и отсылаю на фронт. Одновременно мы занимаемся воспитанием детей и управляем домом, в котором живем вместе с Гуни на крохи от его старого лорд-адмиральского жалования.
Но присылать эти дефицитные предметы куда легче, чем решать нематериальные задачи, которые он ставит передо мной. Он хочет, чтобы я сражалась от его имени здесь, в Англии, как он сражается за свободу англичан во Франции. Он хочет, чтобы мной была подготовлена почва для его возвращения во власть.