Леди мэр

Я-то в полном отчаянии выводила его из-под пуль, отправляла за рубеж, дабы сохранил он себя, бесценного. Пахала как тягловый бык в ярме, спасая от разорения эту вонючую корпорацию. И в конце концов спасла ее. А этот гад преспокойно отправился на эту самую «монастырскую» виллу и отсиживался там! Да нет! Не отсиживался! Отлеживался во франко-швейцарской постели этой стареющей шлюхи! — до той поры, пока не счел безопасным для себя вернуться в Россию…

И хотя прощения ему нет и никогда не будет, но я же уже давно не Джульетта, которая по наивности не соображает, что там прячет ее средневековый парнишка в своем расшитом веронскими бисерами гульфике, да и Сим-Сим вовсе не Ромео, чтобы бряцать под балконом на какой-нибудь гитарной лире и петь мне целомудренные романсы о своем соловье над моей розочкой…

Ни один самый верный бычок, окучивая свое стадо, не удержится, чтобы втихую не прихватить телку из соседнего…

Так что так называемые гнусности моего пока еще не бывшего муженька мне почти понятны. Объяснимы, по крайней мере. Не девочка все-таки. И врезалась в него, и замуж шла вовсе не девочкой. Кобель, он и есть кобель. Его инстинкты, генный напряг и прочая анатомия гонит на похождения.

Но вот они…

Самые близкие…

Почти родные…

Почему они-то молчали?

И это не какой-нибудь там промышленный шпионаж, когда из фармацевтической лаборатории корпорации где-нибудь на Урале прут формулу очередного эликсира от геморроя.

Они же понимали, что Сим-Сим уволок с собой мою любовь, тоску мою, верность мою идиотскую и главное — надежду!

И молчали…

И этого я им всем никогда не забуду. Просто не смогу…

Тогда почему мне так охота разблокировать мобилу, позвонить той же Элге и услышать ее четкий голос с милым прибалтийским акцентом: «Референт госпожи Туманской — Элга Станке имеет место у этого телефона! Примите мое предупреждение — наш разговор в интересах корпорации «Т» имеет фиксацию и будет записан на пленку…»

Ну и самое главное, то, о чем я боюсь думать даже наедине сама с собой. А что, если то, что начинается у меня с Лазаревым Алексеем, — только видимость. И я сама себя обманываю?

Просто обидели бабу — раздавили почти, — вот я и придумываю себе новую любовь, новую «лав стори»? А по правде все это — только от моей обиды, такая элементарная женская подляночка?

Вот тебе!

Гад!

Раз ты — так.

Так и я — так!

Но если быть совершенно честной, мне впервые после моего удёра становится по-настоящему интересно: а что они там поделывают, этим вечером, в Москве?

Без меня?

Глава пятая ПОТУСТОРОННЕЕ

А ни фига они особенного не поделывают…

Суперособняк корпорации со своим колонно-дворянским портиком стоит себе, как всегда, на нашей Ордынке, омываемый гулами и шорохом шин, которые накатывают на него от Кремля. Почти все окна темны, потому как рабочий день окончен. Пацаны в форменках из дворовых служб, набрызгав шампуней, моют из шлангов замощенный классной темно-серой шведской брусчаткой двор. У парадных кованых фонарей, «под старину», шеф охраны, Кузьма Чичерюкин, подняв капот, ковыряется в движке своей «Волги». А Элга Карловна рядом с ним покуривает сигарету, терпеливо дожидаясь своего милого. Эта парочка уже ничего и ни от кого не скрывает. И все в офисе ждут, когда они наконец узаконятся в ближайшем бракосочеталище.

Беззвучно отворяются ворота подземного гаража, из него выползает личный «мерс» Туманского, за ним выкатывается лакированный куб джипа охраны и, даже не притормозив возле Кузьмы, выруливает на вечернюю Ордынку. Чичерюкин тоже делает вид, что в упор не видит каравана.

— Куда это он? И снова без тебя, Кузьма Михайлович? — спрашивает Элга, неодобрительно разглядывая Чичерюкина.

— В казино, куда же еще. Опять куролесить будет.

— Это имеет большую неправильность. Тебе нельзя оставлять его одного, Михайлович. Я буду иметь понимание… И потерплю… Без тебя…

— А что я могу поделать, если он меня посылает… Огрызается… Чирикайте, мол, со своей Элгой, а меня не трогайте!

— Он не имеет на нас зла. Я думаю, что только теперь, когда Лиз нет, он начинает иметь понимание, что она для него означает. Его мучает неизвестное расположение Лиз.

Кузьма грызет кончик седоватого командирского уса и сплевывает. Он у нас все больше становится похож на пожилого пожарника, который всегда приезжает к очагу возгорания, когда уже все сгорело. И страшно бесится от этого.

— Думаешь, меня не мучает?

— Может быть, именно тебе имеет смысл навестить ее? Мы могли бы помочь ей немножко… хотя бы деньгами…

— Кому помочь, Элгочка? Да она мне Марго Монастырской вовеки не простит! Пошлет меня за Можай и даже дальше. Для нее теперь что я, что сам Сенька — без разницы. Ну что ты там для нас на сегодня напрограммировала?

— Выбирай! Два билета в консерваторию, на Шопена, или ужин у меня дома, то есть у нас… Молодая духовочная овечина, то есть баранина… Под соусом тартар… И с красным перчиком… Я немножечко учусь.

— Ну какой же Шопен против такого харча?