Леди мэр

— А нам и нужен такой, чтобы ничего не понимал.

Сияя как ташкентское солнце, к ним подкрадывается хозяин кафе, держа лапу под грязным передником, подсовывает под руку старику пачечку таких же грязных купюр. Максимыч, как бы и не замечая его, приподнимает крышку, узбек кладет деньги в его постоянный чемоданчик.

— За две недели, почтенный.

— Иди с миром, дорогой. Ты к нам с миром, и мы к тебе миром.

Узбек, почтительно кланяясь, пятится.

— Фрол Максимыч, ну ты бы не так в открытую. Неудобно же. Да и потом — нужна тебе его мелочевка? Все мало тебе.

— Не в деньгах счастье, Степа. В уважении.

— Дурота все это. С Зюнькой.

— Дожмем. Кого ж еще? — разморенно зевает старец.

Они расползаются.

Но через пару часов Максимыч галопом влетает в мэрию и выдергивает Степана из-за мэрского стола, за которым тот круглые дни играет сам с собой в шахматы.

— Просыпайся, Степа. Захарий звонил. Прямо каркал: пиар! пиар! Ты знаешь, кто на нас пахать будет? Этот… самый крутой… московский. Ну, знаменитый, который только что на северах в губернаторы мужика пропихнул. На нем штампа ставить негде! А он его — в губернаторы. Пошли в гостиницу.

— Зачем?

— Так он уже здесь. В лучшем люксе!

— Кто?!

— Да пиар этот долбаный! Пиар!!

Когда я впервые увидела столичного пиаровского звездуна, сверхмощного спеца по политтехнологиям, профессора и даже члена какой-то новомодной академии, особу, сильно приближенную к администрации прежнего президента, Юлия Леонидыча Петровского, я поняла, что Малый театр, а возможно, даже и сам МХАТ потеряли великого актера. Юлий Леонидыч потрясно изображал вельможу, этакого лениво-царственного моложавого барина, ухоженного до последнего волоска холеной рыжеватой бородки, с лобешником, переходящим в лысину мощной покатой головы (что сразу говорило о том, что череп такой величины должен быть заполнен уникальным и драгоценным содержимым), брезгливо-ироничного, роняющего слова как бы устало-безразлично и нехотя снисходящего к малым мира сего…

Представляю, как его развеселил лучший так называемый «генеральский» номер нашего отеля «Большая Волга», забитый фальшивой пальмой, коврами, картинами в золоченых багетинах, мебелью из мореного дуба и ароматами клопомора.

На полу стояли кофры и чемоданы с этикетками «хилтонов».

Петровский нехотя распаковывал на столе свою кино-фотомотоаппаратуру, прикидывал, куда бы ему воткнуть свой «ноутбук», а малые мира сего почтительно присели у дверей, разглядывая мага и спасителя, которого бы без милостей Захара Кочета никто бы в Сомове сроду бы не увидел. О чем Юлий Леонидыч не замедлил им напомнить.

Первый втык обслуге он уже успел сделать — боржоми в холодильнике оказался теплым. Дед Щеколдин только мигнул — из ресторана была мгновенно доставлена бутылка минералки со льда.

Как представитель местных властей, хотя бы и временный, Степан Иваныч растерянно бормочет:

— Ну просто сплошное «ай-я-яй…». Вы хотя бы предупредили, Юлий Леонидыч.

— А зачем? Предпочитаю осмотреться… на месте так… не афишируясь… Для начала.

— Вообще-то не ждали. Чего там. Такой человек. Не ждали, — поддерживает его и Максимыч, который уже включил свой черепной компьютер и оценивает могуче-грузную фигуру, для которой даже этот номер кажется тесноватым.

— Я и сам… еще вчера… не ждал. Не тот, извините, масштаб. Только из моей глубокой личной приязни к Захару Ильичу Кочету уговорил.

— И на сколько эта приязнь потянет?

Дед Щеколдин берет быка за рога сразу.

— Извините… это информация закрытая. Тем же Захаром Ильичем. И вообще — все основные расчеты по завершении акции… после победы…

— Значит, так, Иваныч. Волоки-ка сюда Зиновия.

— Минуточку, — властно вскидывает ладонь пиарщик. — И прошу впредь запомнить, все, что мне нужно, я решаю сам. Зиновий — это ваш кандидат?

— Да… Щеколдин Зиновий Семеныч. Двадцати шести лет, — кивает Степан Иваныч с готовностью.

— Он мне не нужен. Пока.

— Как это не нужен? — не понимает дед.

— Вы недопонимаете, господа. Когда за дело берусь я — личность не имеет никакого значения. Ну, конечно, имеются технологические ограничения. Кандидат на любой пост не должен быть явным клиническим идиотом, заикой, горбатым, уродом, в общем. Впрочем, и это преодолимо. Он как в этом плане?

— В этом плане девки за ним бегают…

— Уже хорошо. Но, в общем-то, и это неважно. У меня проколов не бывает. Ну, почти. В принципе техника освоена.

— Вот так вот. Век живи — век учись, Степанушка. И какая же?

— На какие мозговые кнопки и в какой момент нажимать. Вы полагаете, что люди доверяются реальному человеку? Чушь! Выбирают надежду, миф, сказку, фантом… личину… представление о персоне! Которое формирую я!

— Чего ж ты, милок, Захара не сформировал? Он же спит и видит — в губернаторы.

— Будет. В свое время. А вы лучше подключите меня к Интернету.

— Степан?

— Сделаем.

Петровский извлекает из кейса карту-план Сомова армейского образца и, сбросив бархатную скатерть, расстилает ее на голой столешнице.