А Мери теперь трудилась с удвоенным усердием. Во всех областях Эмма была для нее лучшим из наставников.
Приглушенный толстой дверью смех Эммы, которому тотчас ответил низкий мужской голос, немножко удивил Мери, голос же удивил неприятно: любовница не предупредила ее о том, что ждет гостя. Впрочем, безумно влюбленная в «своего личного секретаря» хозяйка с тех пор, как в ее распоряжении по первому капризу оказывались прелести подруги, стала пренебрегать поклонниками сильного пола.
Мери постаралась унять тоскливое покалывание где-то внизу, сложила послание, засунула его в конверт, ловким пером начертала адрес господина де Роана, потом растопила сургуч, щедро капнула им на конверт в месте скрепления и приложила к нему личную печатку мадам де Мортфонтен. И проделала все это, похоже, чуть-чуть быстрее, чем обычно.
Хотя она и не была влюблена в Эмму так сильно, как той хотелось бы, визит этого типа с низким голосом ее раздражал, и ей не терпелось появиться в маленькой гостиной под предлогом того, что секретарю просто необходимо предупредить хозяйку о своем отсутствии — требуется какое-то время, чтобы отнести письмо на почту. Настоящей же причиной было другое: следовало напомнить любовнице нежной улыбкой о том, какая близость существует между ними.
Укладывая письмо во внутренний карман камзола, Мери высмеивала эту свою внезапно зародившуюся ревность, но ничего не могла с собой поделать и дверь в комнату, где Эмма принимала «этого типа», толкнула с тяжестью на сердце и комком в горле. Гостя она не увидела: его скрывала спинка высокого кресла, в котором он сидел лицом к хозяйке, а не к вошедшей, но Эмма, как ей почудилось, наслаждалась его обществом — у мадам так загорался взгляд только в случае увлекательной беседы!
— Я ухожу! — с порога и куда менее любезным, чем самой хотелось бы, тоном заявила Мери.
— О-о-о, Мери Оливер! — Эмма наконец заметила застывшего на пороге личного секретаря. — Куда вам спешить? Подойдите-ка, я представлю вас…
Мери уже и так раздирало любопытство: да кто ж это такой вдруг появился в жизни ее любовницы?! — потому приблизилась она сразу. А мужчина в тот же самый момент обернулся, и их лица исказила одна и та же гримаса замешательства.
Тобиас Рид опомнился первым, он вскочил с кресла, и вопрос его прозвучал как приговор:
— Вы?!
У Эммы даже не хватило времени ничем поинтересоваться: вся внутри оледенев от тона дядюшки, Мери кинулась вон из комнаты и из дома с такой скоростью, что успела добежать почти до конца аллеи, когда за спиной раздался рев Тобиаса:
— Догнать!
Она то и дело бросала взгляд через плечо: человек, с головы до ног одетый в черное, по-прежнему шел за ней по пятам. Она ускорила шаг и, не раздумывая, свернула в проулок, ведущий к набережной: в порту спрятаться легче.
Дуврский порт был сплошь завален товарами, а вот людей не оказалось вовсе, пустыня, да и только!.. Правда, совсем стемнело, а это поможет удрать от преследователя. Тени судов делали пирс черным, как нутро печи. Мери нырнула туда и скрылась из вида. Думая, что теперь ее не отыскать, она решила наконец перевести дыхание и остановилась, такая вымотанная, что не устояла бы на ногах, если б не оперлась обеими руками на гору ящиков, ожидающих погрузки.
Однако стоило ей чуть-чуть успокоиться, как тяжелая ладонь легла ей на плечо. Она вздрогнула. Черт! Надо же было не услышать, как этот мерзавец подкрался! Но как тихо подошел — прямо, как кошка!
— Никому от меня не уйти! — сказал мерзавец. Голос у него был надтреснутый.
Сердце Мери, казалось, вот-вот взорвется, она не могла отделаться от мысли, что пропала, теперь уже совсем пропала, но руки, движимые страхом и яростью, действовали сами по себе — и вот уже у нее в кулаке огромный гвоздь, забытый на ящике плотником, прибивавшим крышку. Удача.
Дальше времени на размышления не было: стоило Человеку в Черном развернуть свою жертву на сто восемьдесят градусов, чтобы отвести ее к хозяину, она разодрала свежеприобретенным оружием ему лицо. Колола не глядя — куда придется, рвала кожу. Ошарашенный нападением бандит зарычал и выпустил добычу. Мери молниеносно огляделась, глаза ее уже привыкли к темноте, и она заметила неподалеку от себя торговый корабль, где только что закончились погрузочные работы и четверо матросов схватились за трап, чтобы поднять его на палубу.
Хватило десятка секунд: она сорвалась с места, пулей промчалась по пирсу, одним прыжком вскочила на доску трапа, оттолкнулась, чудом не разбилась о корпус судна, приземляясь на палубе, обернулась назад… и увидела, что трап уже поднят, мало того — корабль отчаливает от берега. Свобода!
Мери поднялась, ощущая тяжесть и боль во всем теле — еще бы, так грохнуться о настил палубы! Матросы уже разошлись по своим делам, и никто не заметил ее странной погрузки на борт. Совершенно измученная, она выбрала уголок, защищенный от ветра, — позади уложенного в большую бухту троса, привалилась к обшивке борта и решила набраться сил, да и разобраться в том, что произошло. Постепенно до нее стала доходить абсурдность бегства, только что ею предпринятого.