– Несколько месяцев назад, в начале лета, король с Калланом приехали на ужин в поместье к лорду Тинделлу. Их сопровождали лорд Лэйрвуд и Микейл. Как обитательница поместья, я, разумеется, была обязана присутствовать. Кассиус проследил, чтобы меня посадили на противоположном конце стола. Оказавшись между Калланом и Микейлом, я постоянно находилась под наблюдением.
– Я был на том ужине, – подхватил Сорин, широко раскрывая глаза от нахлынувших воспоминаний.
Он тогда не хотел идти, но лорд Тинделл заставил. В тот вечер он впервые увидел Скарлетт и уловил ее запах. Похожая на призрак, она сидела с самого края, и Кассиус старательно закрывал ее собой от посторонних глаз. Как только трапеза закончилась, она выскользнула из комнаты, но Сорин не усмотрел в этом ничего необычного, сочтя ее кроткой застенчивой леди.
– Скорее всего, так и было, – ответила Скарлетт. – Я ничего не заметила. Ела я мало и ушла, как только это перестало считаться невежливым. Я почти дошла до ступенек, чтобы подняться наверх, в свою комнату, когда позади меня раздался вкрадчивый голос Микейла:
Я замерла у подножия лестницы, заставляя себя вдыхать и выдыхать. Прошагав по коридору, он оказался в футе от меня.
В этот момент в коридор вышел Кассиус. Увидев меня с ножом у горла Микейла, он поджал губы. Отправил Микейла обратно в столовую и, взяв меня за руку, вывел на улицу, поймал экипаж и отвез на набережную у «Пирса», где мы гуляли вдоль волн. Море всегда было для меня местом, где я могла разобраться в себе. Мама часто брала меня с собой на берег.
В ту ночь мы с Кассиусом нашли пляж, на который я тебя приводила. Выйдя из пещеры, мы увидели, что освещенный лунным светом песок сплошь усеян морскими звездами. Прекрасное то было зрелище! Бредя куда глаза глядят, мы наткнулись на одну бедняжку, которая забралась слишком далеко, и волны не могли ее достать. Она начала подсыхать, над ней кружили чайки. Я отнесла ее к воде. А отпустив, упала на колени и зарыдала. С той ночи я плакала впервые.
Мое тело сотрясали рыдания, и Кассиус опустился рядом со мной и обнял, не говоря ни слова. У меня болел живот, терзали фантомные боли в ребрах. Я рыдала до тех пор, пока не осталось больше слез, а когда поднялась на ноги, отправила те воспоминания в дальний угол души и больше не позволяла им подняться на поверхность. Через несколько месяцев я познакомилась с тобой.
Завершив рассказ, Скарлетт прижалась к Сорину, который взмахом руки разжег в камине огонь.
– Прости, что не уследил за огнем и он погас, – сказал он, переплетая свои пальцы с ее.
– Это темная история, – ответила она. – Имеет смысл рассказывать ее в темноте.
– Как ты можешь находиться с ним в одной комнате?
– Ну, я с ним не миндальничаю, – с горечью произнесла Скарлетт. – Слова, которые я ему говорю, тщательно подбираются. Это действительно игра, в которую мы играем, но мне удается опережать его на шаг или два.
Сорин вспомнил взаимодействия между Скарлетт и Микейлом, свидетелем которых ему доводилось быть. Как в день их знакомства она говорила о том, что считает мужчин неадекватными. Как ранним утром Дрейк предупредил ее о присутствии Микейла. Как несколько ночей назад она запаниковала от перспективы танцевать с ним, ощутить на своем теле его руки.
– Не нужно меня жалеть, – тихо проговорила Скарлетт, глядя на свои колени и на их соединенные вместе ладони.
Сорин протянул другую руку и приподнял ее подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза. При виде слез на ее щеках у него сдавило грудь.
– Я не жалею тебя, Скарлетт. Твое прошлое делает тебя такой, какая ты есть, даже если тебе довелось пережить сущий ад. Оно может либо сломить тебя, либо закалить. Я восхищаюсь твоим мужеством и негодую из-за того, что тебе пришлось пережить, но жалости к тебе не испытываю.
– В иные дни – а таких большинство – мне кажется, что ему удалось сломить меня, – прошептала она. – Тогда я жалею, что он меня не убил.
Нахлынувшие на Сорина страх, паника и безграничное отчаяние были сравнимы с тем, как если бы его сунули под ледяную воду и не давали всплыть.
– Не вздумай, – сказал он чуть слышно. – Никогда больше не произноси этих слов.